| О. Александр Ельчанинов говорил: Смысл страданий в соучастии в страданиях Христа и в созидании Тела Христова в мире. Вот почему отцы домостроительство нашего спасения называли домостроительством страдания. В мире сейчас наблюдается одно страшное явление: этот мир все больше погружается в какую-то пучину фактического страдания и в то же самое время все больше ненавидит саму идею страдания. Христианство предпочитает обратное этому соотношение. Страдание в христианстве двояко. Первое это со-страдание, т.е, любовь, почти сосуществование: человек сострадает своему распятому Богу и через него сострадает человеку и страдающей земле. Это страдание, безусловно, неизбежное, которого не может не быть в христианстве, в меру любви каждого. Второе это условное страдание подвига. Условно оно потому, что зачастую это и не страдание вовсе, когда Господь несет наш подвиг за нас, видя стремление наше к Нему. Кроме того, святые отцы учили, что некоторые люди спасаются совсем без обычного подвига, т.е. вне второго вида страдания, только через одно свое смирение и любовь. Поэтому здесь надо помнить слова блаж. Августина: Где любовь, там нет страдания, а если оно есть, его любишь. Скорбь главная пища любви; и всякая любовь, которая не питается, хотя бы немного, чистою скорбию, умирает, подобно новорожденному, которого стали бы кормить, как взрослого. Нужно увы! чтобы любовь плакала, а весьма часто именно в этот самый момент, когда поднимаются взрыды, цепи любви куются и закаливаются на всю жизнь (Мор. Метерлинк, Сокровище смиренных). О. Николай Голубцов говорил: Многие святые видели ангелов плачущими. В трех первохристианских находится запись следующих слов Христа, не записанных в Евангелии (аграфы),: Кто близ Меня, тот близ огня; кто далеко от Меня, тот далеко от Царства (Ориген. толк. на Иерем., 20, 8; Дидим, толк. на Пс. 7, 8; Еванг. от Фомы, найден. в 1941 г.). Христианство обжигает мысль людей страданием, но без огня не рождается Бог. Сейчас не только мир ненавидит идею страдания, но и люди, называющие себя христианами и даже церковными деятелями. От этой ненависти питается так называемый христианский атеизм, ложное христианство. |
| По апостолу, мы «наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8:17). «Если только». Страдание утверждается в христианстве, что оно есть «средство для великого восхождения к Богу» («Цитадель»). Хотящему быть христианином неизбежно открыть в своем сердце некую теплую боль, животворную язву: свое соучастие в жизни и страдании Христа и людей. Вот почему ежедневно мы призываемся молиться словами: «Любовию Твоею уязви души наши» (6–й час). И христиане живут со своею открытой раной. О. Александр Ельчанинов говорил: «Смысл страданий в соучастии в страданиях Христа и в созидании Тела Христова в мире». Вот почему отцы домостроительство нашего спасения называли «домостроительством страдания». В мире сейчас наблюдается одно страшное явление: этот мир все больше погружается в какую–то пучину фактического страдания и в то же самое время все больше ненавидит саму идею страдания. Христианство предпочитает обратное этому соотношение. Страдание в христианстве двояко. Первое — это со–страдание, т. е, любовь, почти сосуществование: человек сострадает своему распятому Богу и через него сострадает человеку и страдающей земле. Это страдание, безусловно, неизбежное, которого не может не быть в христианстве, в меру любви каждого. Второе — это условное страдание подвига. Условно оно потому, что зачастую это и не страдание вовсе, когда Господь несет наш подвиг за нас, видя стремление наше к Нему. Кроме того, святые отцы учили, что некоторые люди спасаются совсем без обычного подвига, т. е. вне второго вида страдания, только через одно свое смирение и любовь. Поэтому здесь надо помнить слова блаж. Августина: «Где любовь, там нет страдания, а если оно есть, — его любишь». «Скорбь — главная пища любви; и всякая любовь, которая не питается, хотя бы немного, чистою скорбию, умирает, подобно новорожденному, которого стали бы кормить, как взрослого. Нужно — увы! — чтобы любовь плакала, а весьма часто именно в этот самый момент, когда поднимаются взрыды, цепи любви куются и закаливаются на всю жизнь» (Мор. Метерлинк, «Сокровище смиренных»). |
| В 1360 году свирепствовал второй мор во Пскове с новым признаком: у кого выложатся железа, тот скоро умирал; опять псковичи послали в Новгород звать к себе владыку Алексея; тот приехал, благословил всех – от великого до убогого, обошел весь город со крестами, отслужил три литургии, и мор начал переставать. В 1363 году явился мор с низовьев Волги, начал свирепствовать в Нижнем Новгороде, потом в Рязани, Коломне, Переяславле, Москве, Твери, Владимире, Суздале, Дмитрове, Можайске, Волоке, Белоозере; пред началом болезни человека как рогатиною ударит в лопатку, или под груди против сердца, или между крыльцами, потом больной начинает харкать кровью, почувствует сильный жар, за жаром следуют обильный пот, за потом дрожь – и это последнее; болезнь продолжалась день, два, редко три; показывалась и железа не одинаково: у иного на шее, у другого на стегне, под пазухою, под скулою, за лопаткою; умирало в день человек по пятидесяти, по сту и больше; бедствие продолжалось не один год, обходя разные города. Под 1373 годом летописец упоминает о сильном море на людей и скотском падеже вследствие жаров и бездождия. В 1375 упоминается о море в Киеве; в 1387 был сильный мор в Смоленской области: из самого Смоленска вышли только пять человек живых и затворили город; под 1389 годом упоминается сильный мор во Пскове, под следующим годом – в Новгороде. Под 1402 годом упоминается мор в Смоленске, под 1403 – во Пскове – железою, мор пришел из Дерпта; в 1406 году это бедствие возобновилось во Пскове; в 1409 году мор с кровяною харкотою свирепствовал в волостях Ржевских, Можайских, Дмитровских, Звенигородских, Переяславских, Владимирских, Юрьевских, Рязанских и Тарусских, показывался и в некоторых Московских волостях: первый признак – у больного руки и ноги прикорчит, шею скривит, зубы скрежещут, кости хрустят, все суставы трещат, кричит, вопит; у иных и мысль изменится, ум отнимется; иные, один день поболевши, умирали, другие полтора дня, некоторые два дня, а иные, поболевши три или четыре дня, выздоравливали; в 1414 была болезнь тяжкая по всей Русской земле – костолом; в 1417 мор с кровохарканием и железою опустошил Новгород, Ладогу, Русу, Порхов, Псков, Торжок, Дмитров и Тверь; в Новгороде владыка Симеон с духовенством всех семи соборов и всеми жителями обошел крестным ходом около всего города, после чего новгородцы, одни на лошадях, другие пешком, отправились в лес, привезли бревен и поставили церковь св. |
| Cедмица.RU Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Балакшин Р. А. К истории строительства обыденных храмов в Русском государстве: Спасо-Всеградский собор в Вологде Журнал " Вестник церковной истории " Обыденная или единодневная церковь, как явствует из ее определения – церковь, построенная за один день. Работа могла начаться и в ночь на новый день, но возведение и освящение храма должны были закончиться до захода солнца: времени на строительство церкви выпадало не так уж много. Понятно, что обыденная церковь могла быть только деревянной, небольших размеров и простейшей конструкции. Например, Екатерининская обыденная церковь в Вятской губернии (ныне Кировская область) была совсем крошечной: «Величина… около полутора квадратных сажен; престолом ее служит простой пенек; царские врата – две доски, привязанные веревками» . Жесткие ограничения срока постройки не только определяли материал и размер здания, но сказывались и на его долговечности. Обыденная церковь, как правило, существовала 40–50 лет, а то и меньше, хотя известен случай, когда такая церковь простояла свыше полутора веков (церковь Спаса Всемилостивого или Происхождения Честных Древ в Новгороде, 1424–1529 гг.), тем самым опровергнув пословицу: «Обыденком делать, обыденно и простоит». Обыденные церкви возводились, как правило, во время моровых поветрий (эпидемии чумы), в Средние века неоднократно опустошавших как Русь, так и страны Западной Европы . О страшном море 1417 г. летопись сообщает: «Того же лета мор был страшен зело на люди в Великом Новгороде, и во Пскове, и в Торжку, и в Тфери, и в Дмитрове, и по властем, по селом. И толико велик бысть мор, яко живши не успеваху мертвых погребати, ниже довольни бываху здравии болящим служити, но един здравый десятерым и двадцатерым болем служаще; и на всех тех местах умираху толико на всяк день, якоже не успеваху здравии мертвых погребати до захождения солнечного и многи селы пусты бяху, и во градех и посадех… В Нове же городе, и в Торжку, и во Тфери обещащася людие обеты многими, и во един день по многим местом церкви срубиша, и поставиша, и свящаща, и литургисаша» . «В лето 6925 ( 1416/17 г.– Р. Б.) Того же лета бысть мор по всей земли Рустей, не успеваху погребати. И наугородцы поставиша церковь мученицы Анастасии и священа того же дни, и преста мор» . «В лето 6982 (1473/74 г. – Р. Б.). Того же лета на Устюге мор бысть силен на люди. И сотвориша устюженя обет, единого дне поставили церковь Воскресения Христово надо рвом и мор преста» . Редкий пример из Псковской летописи: «В лето 7030 (1521/22 г. – Р. Б.)… поставиша церковь св. Варлаама… и мор не преста. И паки поставиша другую церковь Покров Святой Богородицы… и преста мор» . |
| Видя бесперспективность дальнейших споров, митрополит в гневе покинул город. А тут как раз в Галиче начался «мор на люди и на град» (примерно тогда же начался мор и в других русских землях). Узнав об этом, князь Юрий сел на коня, покинул свою удельную столицу, догнал митрополита в селе Пасынкове и едва умолил, чтобы тот вернулся. По его возвращении «проста гнев божий». Тем временем митрополит вел беседы о мире не только с князем, но «и со всеми православными». На этот раз переговоры окончились успешно, и князь Юрий проводил Фотия «со всем народом», пообещав послать к великому князю «бояр своих». Посланы были боярин Борис Галицкий и Данила Чешко, которые «и доконча мир на том, что князю Юрью не искати княжениа великого собою, но царем, которого царь пожалует, то будет князь великий Владимирьскыи, Новугороду Великому и веса Русии и крест на том целоваше». Такова версия происшедшего в великокняжеских сводах 70-х годов XV в. К сожалению, другой нам не известно. Достигнутый в Галиче компромисс устраивал обе стороны. Заключенное соглашение было одновременно и миром, и перемирием. Князь Юрий обещал, что сам он не будет «искать» под Василием II великого княжения. И в этом смысле соглашение давало окончательное решение спорного вопроса, т.е. было миром. Но вместе с тем сохранялась и возможность передать решение вопроса о судьбе великого княжения в Орду, поэтому соглашение носило временный характер, т.е. было перемирием. Эта уступка князю Юрию не пугала Василия II. В Орду ехать за получением ярлыка на великое княжение все равно было нужно. Но там у Василия II были все шансы выиграть спор, ибо ордынцы косо смотрели на князя Юрия, считавшего себя наследником Дмитрия Донского. К тому же великий князь рассчитывал и на поддержку Литвы, благодаря которой временное соглашение должно было превратиться в постоянно действующее. Ближайшие события, однако, внесли существенные коррективы в планы обеих сторон. Уже с Ильина дня (20 июля 1425 г.) начался сильный мор в Твери. С Ильина дня до Крещения (6 января 1426 г.) мор был и в Пскове. С Троицы (27 мая 1425 г.) эпидемия черной оспы стала распространяться в Москве (пришел мор «от Немец во Пьсков, а оттоле в Новгород, тако же доиде и до Москвы и на всю землю Рускую»). Мор не затихал и в 1426 г.: «...мор бысть велик во Пьскове, и в Новегороде в Великом, и в Торжку, и во Тфери, и на Волоце, и в Дмитрове, и на Москве, и во всех градех Руских и в селех». |
| Анастасии, которую в тот же день освятили и отслужили в ней литургию, а из остального лесу поставили церковь св. Илии; в Торжке также в одно утро построили церковь св. Афанасия; под 1419 годом упоминается мор в Киеве и других юго-западных странах; в следующем году мор начал опустошать северо-восточную полосу – Кострому, Ярославль, Юрьев, Владимир, Суздаль, Переяславль, Галич, Плесо, Ростов; хлеб стоял на нивах, жать было некому; потом мор вместе с голодом опустошил Новгород и Псков; в 1423 году – мор с железою и кровохарканием в Новгороде, Кореле и по всей Русской земле; в 1425 мор был в Галиче, а с Троицына дня в Москве и по другим областям продолжался в следующих годах; явился новый признак – прыщ; если будет прыщ синий, то человек на третий день умирает, если же красный, то выгнивал, и больной выздоравливал; в декабре 1441 года начался сильный мор железою во Пскове и продолжался все лето 1442 года, а по пригородам и волостям – до января 1443 г. Последнее известие о море под 1448 годом: был мор на лошадей и на всякий скот, был и на людей, но не сильный. Таким образом, в продолжение всего описываемого времени встречаем не менее 23 известий о море в разных местах; но если мы обратим внимание, что до второй половины XIV века о море упоминается не более трех или четырех раз и все остальные известия относятся к этой несчастной половине века, то здесь придется по известию на каждые пять лет. Нельзя не заметить, что после успокоения от внешних и внутренних войн, которым наслаждалось княжество Московское, Владимирское и Нижегородское во времена Калиты и Симеона Гордого, с первых же годов второй половины XIV века начинает свирепствовать моровая язва, и скоро потом опять начинаются сильные внутренние и внешние войны; возобновляется борьба Москвы с Тверью, Рязанью, Новгородом, видим опустошительные нашествия татарские и литовские. Несмотря, однако, на это, Димитрий Донской нашел средства вывести на Куликово поле войско, достаточное для победы над Мамаевыми толпами; при этом нельзя забывать того явления что после физических бедствий, пагубных для народонаселения, последнее стремится к увеличению с большею силою; таким образом, на Куликовскую битву явилось молодое поколение, которое родилось уже после страшной язвы, опустошившей Русь в конце княжения Симеона Гордого. |
| мистике, магии и каббалистике (см. ст. Каббала ); он имел репутацию одного из наиболее авторитетных англ. каббалистов (подробнее о теософии Мора см.: Hutin. 1966). Вместе с тем Мор внимательно относился и к научным идеям: в частности, с 1648 г. он состоял в переписке с Р. Декартом (1596-1650); первоначально он выступал в поддержку картезианской философии, однако впосл. подверг ее критике за чрезмерный рационализм и механицизм. Мор первым стал публиковать сочинения, содержащие идеи К. п. В нач. 40-х гг. XVII в. им были созданы 4 философских стихотворения, изданные под общим заглавием «Платоническая песнь души» ( More H. Ψυχωδια Platonica, or A Platonical Song of the Soul. Camb., 1642), к-рые в лит. и тематическом отношении продолжали традицию гимнов Э. Спенсера (ок. 1552-1599), а в философском - содержали изложение основных идей платонической натурфилософии, почерпнутых Мором из «Эннеад» Плотина, трактата «Платоновское богословие о бессмертии души» Фичино, сочинений визант. платоника Михаила Пселла (XI в.) и естественнонаучных трактатов Галилео Галилея (1564-1642). Тематика стихотворений связана с платоническим учением о соотношении мировой души и человеческой души как макрокосма и микрокосма; Мор излагал собственное представление о внутренней жизни души, предлагал доказательство бессмертия души, опровергал учение о «сне души» после смерти, а также развивавшееся представителями аверроизма (см. в ст. Ибн Рушд ) учение о единстве души (см.: Staudenbaur. 1968; Jacob. 1985; Crocker. 2003. P. 29-44). Еще в одном стихотворении, «Платонизирующий Демокрит» ( More H. Democritus Platonissans. Camb., 1646), созданном под впечатлением от знакомства с философией Декарта, Мор предпринимал попытку истолковать картезианство в духе платонизма, постулируя существование «духовной субстанции», лежащей в основе пространства, времени, жизни и всякой активности ( Rogers. 1988. S. 257). Г. Мор. Гравюра. Кон. XVII в. Мастер У. Фейторн Г. Мор. Гравюра. Кон. XVII в. Мастер У. Фейторн В 50-60-х гг. |
| Мор уважал в папе международного посредника и главу христианства. Он ценил то, что при всей обособленности европейских народов есть между ними общая почва – церковь , а третейский судия – папа, – это уже относилось к светской роли последнего. И не только как верующий католик, но и как государственник, восстал Мор против реформации, проводившей в социальную жизнь народов начала обособления. Поэтому он не мог симпатизировать протестантским сектам, каковы анабаптисты и лолларды. Вместе с Генрихом VIII он вёл полемику с Лютером, опираясь на то положение, что «лучше плохое управление, чем никакого». Как государственный человек, Т. Мор боялся, что пламя междоусобных войн, связанных в Германии с реформацией, разойдётся по всей Европе. К протестантам, как к личностям, он, однако, был снисходителен. Но скоро настроение Генриха VIII к католицизму резко изменяется в дурную сторону, и убеждённый Мор за свои консервативные воззрения платится головой. Причина поворота, закончившегося отпадением Англии от католической церкви, крылась в государственно-экономических условиях того времени, а поводом к нему послужил развод короля с бывшей испанской принцессой Екатериной Аррагонской и брак его с фрейлиной Анной Болейн. Генрих надеялся, что папа Климент VII не будет противодействовать этому разводу, но ошибся. Папа был ставленником Карла V, императора испанского, и не мог допустить этого. Тогда Генрих VIII отпал от католицизма и объявил себя главой англиканской церкви. Помимо всего прочего, для Генриха в этом была и та приятная сторона, что можно было конфисковать церковные имущества и таким образом поправить пошатнувшиеся финансовые дела. Соответственно новому порядку, была установлена и новая присяга, обязательная для всех. Мор отказался принести её и, как государственный преступник, был заключён в тюрьму. Через некоторое время его судили и приговорили к четвертованию, но король смилостивился и заменил бывшему другу эту казнь отсечением головы. На это Мор, как известно, воскликнул: «Избави Бог моих друзей от подобных милостей». |
| Но это бедствие было только предвестником ужаснейших: наступила страшная вторая половина XIV века. Еще под 1348 годом летописец упоминает о море в Полоцке; в 1350 году заслышали о море в дальних странах; в 1351 году начался мор во Пскове с таким признаком: харкнет человек кровью и на четвертый день умирает; предвидя скорую смерть, мужчины и женщины шли в монастыри и там умирали, постригшись; другие приготовлялись к смерти в домах заботами о душах своих, отдавая имение свое церквам и монастырям, духовным отцам и нищим; священники не успевали ходить за каждым мертвецом на дом, но приказывали свозить всех на церковный двор, и за ночь к утру набиралось трупов по тридцати и больше у каждой церкви, и всем было одно отпевание, только молитву разрешительную читали каждому порознь и клали по три или по пяти голов в один гроб; так было по всем церквам, и скоро стало негде погребать, начали погребать подальше от церквей, наконец, отведены были под кладбище пустые места совершенно вдалеке от церквей. Многие думали, что никто уже не останется в живых, потому что если мор войдет в какой-либо род или семью, то редко кто оставался в живых; если умиравшие отдавали кому детей своих или имение, то и принимавшие скоро заболевали и умирали, вследствие чего стали бояться принимать что-либо от умирающих и родные начали бегать родных; зато некоторые великодушные, отбросивши всякий страх, и чужих мертвецов погребали для спасения душ своих. Псковичи послали в Новгород звать владыку Василия, чтобы приехал благословить их; владыка приехал, обошел весь город с духовенством со крестами, мощами святых, весь народ провожал кресты, взывая: «Господи помилуй!» Пробыв немного дней во Пскове, владыка поехал назад здоровым, но на дороге, на реке Узе, занемог и умер. Вслед за владыкою мор шел изо Пскова в Новгород: во Пскове свирепствовал он с весны до зимы, в Новгороде – от Успеньева дня до весны следующего года; единовременно с Новгородом мор свирепствовал в Смоленске, Киеве, Чернигове, Суздале; в Глухове и Белозерске не осталось ни одного человека; мы видели, что в 1353 году мор свирепствовал в Москве. |
| Размышления Мора о связи между философией и религией нашли отражение в соч. «Объяснение великого таинства благочестия» ( Idem. An Explanation of the Grand Mystery of Godliness. L., 1660). Мор подчеркивал, что, хотя нек-рые истины христианства известны только из откровения, философия является истинным способом богопознания, хотя и менее совершенным по сравнению с религией. Свои взгляды на природу морали и учение о принципах нравственной деятельности человека Мор изложил в соч. «Этический энхиридион» ( Idem. Enchiridion ethicum. L., 1668). В небольшом произведении «Божественные диалоги» ( Idem. Divine Dialogues. L., 1668. 2 vol.) Мор представил платоническое учение о Промысле Божием и о христ. Церкви. В частности, он утверждал, что даже в физическом мире движение материи определяется божественными принципами, и отвергал на этом основании механицизм Декарта; предлагал объяснение существования зла в мире; критиковал устройство католической Церкви и рассматривал Реформацию как процесс очищения Церкви, которая призвана стать Царством Божиим на земле ( Rogers. 1988. S. 261). Окончательное размежевание Мора с философскими взглядами Декарта и переход на позиции витализма засвидетельствованы в его последнем крупном философском трактате «Метафизический энхиридион» ( More H. Enchiridion metaphysicum. L., 1671). Он утверждал, что все природные явления должны объясняться как проявления невидимых «жизненных сил», лежащих в основе мироздания и связывающих его с Творцом, Который есть источник пронизывающего все мироздание духа природы ( Rogers. 1988. S. 262). Более поздние сочинения Мора по большей части были связаны с темами библейской апокалиптики и содержали толкования Откровения Иоанна Богослова и Книги пророка Даниила; в них можно увидеть лишь косвенные отголоски нек-рых идей К. п. ( Hutton. 2002. P. 312; список сочинений см.: Rogers. 1988. S. 242-244). Хотя Мор разделял основные принципы К. п. и до начала лит. деятельности Кедворта в 70-х гг. XVII в. его трактаты воспринимались как наиболее адекватное выражение общих взглядов всей группы, многообразие его научных интересов и присущая ему исследовательская дерзость нередко подвигали Мора выходить за рамки христ. |
|
|
