Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 ДИОНИСИЙ РОСТОВСКИЙ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Дионисий Грек (+ 1425 ), епископ Ростовский и Ярославский , святитель Память в Соборах Ростово-Ярославских святых и преподобных русских Святогорцев Наиболее полные сведения о Дионисии Греке сохранили древнерусские летописи и " Сказание о начале Спасо-Каменного монастыря " , составленное в последней четверти XV века Паисием (Ярославовым) . Согласно " Сказанию... " , Дионисий был афонским пострижеником (в " Сказании... " не говорится о том, что святитель был греком). Его приезд из Константинополя в Москву совпал с активизацией русско-византийских (в частности, русско-афонских) контактов в конце XIV - начале XV века. Дионисий был с почестями принят вел. кн. Димитрием Донским , по распоряжению которого получил келью в московском Богоявленском мужском монастыре . Настоятель Спасо-Каменного монастыря Ранее 19 мая 1389 года по просьбе монахов Спасо-Каменного Преображенского монастыря и с согласия вел. кн. Димитрия Иоанновича Дионисий Грек был поставлен настоятелем этой обители. Уточнить время назначения Дионисием Греком игуменом Спасо-Каменного монастыря (и дату его приезда из Константинополя в Москву) позволяют следующие обстоятельства. В конце XIV века вел. князь Московский не был ктитором Спасо-Каменного монастыря, обитель перешла под великокняжеский патронат между концом 1440-х и 1455 годом, после окончания феодальной войны . Известие о приходе иноков этой обители к вел. кн. Димитрию Иоанновичу, вероятно, либо свидетельствует об отсутствии в Москве митрополита, либо маскирует обращение иноков не к великому князю, а к главе Церкви, которого автор XV в. не хотел упоминать (т. е. нареченному митр. Митяю (Михаилу) или Пимену). При этом обращение монастырской братии в Москву, а не к епархиальному архиерею было возможно только в случае вдовства Ростовской кафедры либо продолжительного отсутствия епископа на месте.

http://drevo-info.ru/articles/13674803.h...

Уточнить время назначения Д. Г. игуменом Спасо-Каменного мон-ря (и дату его приезда из К-поля в Москву) позволяют следующие обстоятельства. В кон. XIV в. вел. князь Московский не был ктитором Спасо-Каменного мон-ря, обитель перешла под великокняжеский патронат между кон. 40-х гг. XV в. и 1455 г., после окончания феодальной войны ( Турилов А. А. Малоизвестные письменные источники о ярославских князьях кон. XIV - 1-й пол. XV в.//Краеведческие зап. Ярославль, 1991. Вып. 7. С. 135). Известие о приходе иноков этой обители к вел. кн. Димитрию Иоанновичу, вероятно, либо свидетельствует об отсутствии в Москве митрополита, либо маскирует обращение иноков не к вел. князю, а к главе Церкви, которого автор XV в. не хотел упоминать (т. е. нареченному митр. Митяю (Михаилу) или Пимену ). При этом обращение монастырской братии в Москву, а не к епархиальному архиерею было возможно только в случае вдовства Ростовской кафедры либо продолжительного отсутствия епископа на месте. В правление вел. кн. Димитрия Иоанновича подобная ситуация складывалась дважды: после смерти митр. св. Алексия - в 1378-1380 гг.- и после изгания из Ростова еп. св. Иакова - в 1386-1389 гг. Второй вариант находится в противоречии с хронологией Жития прп. Дионисия Глушицкого, родившегося ок. 1362/63 г. и в юном возрасте принявшего от Д. Г. постриг в Спасо-Каменном мон-ре (к 1393 прп. Дионисий Глушицкий уже прошел 9-летний искус послушания в обители). Отсутствие архиерея в Ростове между кон. 1378 и сер. 1379 г. подтверждается свидетельством Жития свт. Стефана, еп. Пермского, к-рый (будучи поставлен в иеродиаконы еп. Арсением) для хиротонии во иерея был вынужден поехать в Москву, где его по повелению нареченного митр. Михаила рукоположил Коломенский еп. Герасим ( Макарий. История РЦ. Кн. 3. С. 88-89). Исходя из этого можно предполагать, что посланцы из Спасо-Каменного мон-ря приезжали в Москву в кон. 1378-1379 гг. (возможно, одновременно со свт. Стефаном), а Д. Г. прибыл из К-поля, вероятнее всего, с патриаршими апокрисиариями зимой 1376/77 г. (о дате посольства см.: Кучкин В. А. Сергий Радонежский и «филофеевский крест»//ДРИ. СПб., 1998. [Вып.:] Сергий Радонежский и худож. культура Москвы XIV-XV вв. С. 18).

http://pravenc.ru/text/178453.html

Нет ничего нелепей, чем, цепляясь к непроясненным (и порой непрояснимым при существующей источниковой базе) частностям, ставить под сомнение историческое событие в целом. Между тем Куликовской битве чрезвычайно не везет на безумные «гиперкритические» интерпретации. Достаточно вспомнить фоменковщину с ее «битвой на Кулишках» между «Дмитрием-Тохтамышем» и Мамаем. Версия эта строится на бесконечном мелком вранье и шулерстве. Не вдумываясь в бредовые построения, достаточно заметить, что, вопреки утверждениям ненаучных фантастов, река Дон постоянно упоминается в «Задонщине» и в летописных повестях без всяких издательских конъектур курсивом. Или что авторы врут, утверждая, что направление «на Котел», то есть на Котельники, через которые самая прямая дорога из Кремля в Коломну, - это направление из Коломенского на Кремль через речку Котловку. Тут дело не только в том, что «Котел» упоминается в тексте раньше Коломны, но и в том, что «Сказание о Мамаевом побоище», откуда Фоменко - Носовский и вытащили «Котел», характеризует направление движения князя вполне ясно - на юг, «напреди же ему солнце добръ сиаеть», что при направлении движения из Коломенского на север попросту невозможно. Однако явная бредовость вранья Фоменко - Носовского не мешает повторять его уже тридцать лет кряду множеству полуобразованцев. Что уж говорить тогда о построениях более респектабельных и традиционных по историческим методам авторов. Одни стараются всячески преуменьшить значение Куликовской битвы, поскольку она противоречит их евразийским фантазиям о «русско-ордынском союзе», и заявляют, что Дмитрий Донской поднял на татар руку только потому, что их возглавлял не бывший Чингизидом Мамай. На самом деле в летописи ясно говорится, что Дмитрий Донской «наеха наперед в сторожевых полцех на поганого царя Теляка» - был ли у Мамая ручной хан Теляк (от имени которого выдан один из церковных ярлыков митрополиту Михаилу Митяю), или имеется в виду хан Мохаммед Булак, бывший многолетним «мамаевым» ханом, нет никакого сомнения в том, что в Русской летописи Куликовская победа понималась как торжество над царем-чингизидом, а не только над безродным темником Мамаем, и что князь Дмитрий Иванович скрестил оружие с прямым потомком Чингисхана.

http://ruskline.ru/opp/2018/sentyabr/22/...

Суздальский владыка, между тем, отнюдь не собирался уступать победу ни Михаилу-Митяю, ни стоявшему за ним великому князю Дмитрию Ивановичу. Пренебрегая обвинениями во властолюбии, он приготовился отправиться в Константинополь, дабы известить вселенского патриарха о той драматической коллизии, что возникла в управлении Русской епархией после кончины митрополита Алексия. По свидетельству «Повести о Митяе», великий князь обратился к суздальскому епископу с краткой, но весьма энергичной речью, повелев «не ити къ Царюграду, да не сътвориши пакости никоея, споны Митяю, дондеже приидет в митрополитех». Однако судя по тому, что после беседы с епископом Дионисием великий князь Дмитрий Иванович отдал приказ о его аресте («Дионисиа нужею удержати») и заключении в темницу, неуступчивый иерарх наотрез отказался исполнить княжескую волю. Его тюремное заточение, по предположению некоторых историков, пришлось на весну - лето 1379 г. [vii] Скорее всего, строптивый суздальский епископ вряд ли был бы выпущен из узилища вплоть до возвращения Михаила-Митяя из Константинополя, но епископ Дионисий, «преухитри князя великаго словом худым», обратился к нему с просьбой об освобождении: «ослаби мя и отпусти мя, да живу по воле (твоей); а уж къ Царюграду не иду без твоего слова; а на том на всем се поручаю тобе по собе поручника старца игумена Сергия». [viii] Великий князь Дмитрий Иванович поверил епископу Дионисию, «устыдевся поручника его», и отпустил на волю, взяв с него клятвенное обязательство ни в чем не препятствовать Митяю и не ездить без разрешения в Константинополь: «ти не ити к Царюграду без моего слова, но ждати до году Митяевы митрополии», на чем подчас акцентируют внимание авторы. [ix] Но как только епископ Дионисий обрел свободу, он «с неделю не помедли и въскоре бежанием побежа к Царюграду, обет свой измени, а поручника свята выдал», причем маршрут бегства был, по всей видимости, заранее спланирован суздальским епископом, который «поиде въ Царьград... въ судех Волгою къ Сараю», чтобы «въ едино время, токмо не въ един путь» с Митяем достичь Византии. [x]

http://bogoslov.ru/article/622211

Напомним, что Собор под патронатом и при активном участии великого князя Дмитрия Ивановича состоялся в Кремле, предположительно, после успешного военного похода «на Литовскыя городы и волости» в декабре 1378 г. В древнейшей редакции летописной «Повести о Митяе» - единственном источнике, содержащем информацию о работе Собора,- названы по имени лишь 2 члена «синода»: нареченный митрополит, архимандрит Михаил-Митяй и его главный оппонент суздальский епископ Дионисий. После того как великий князь предложил собравшимся «по повелению же княжю» иерархам возвести архимандрита Михаила во епископа, в помещении, где проходил Собор, воцарилось молчание: «ни един от них (архипастырей - здесь и далее наши уточнения) дръзну рещи супротив Митяю», и только «Дионисии, епископ Суждалскии, повъзбрани князю великому, рек: «Не подобаеть тому тако быти». Хотя великий князь Дмитрий Иванович, согласно летописным источникам, действовал по совету Михаила-Митяя на основании «книгы Намаканон, яже суть правила апостолскаа и отечьскаа» (вероятно, Апост. 1; Карф. 61; Ант. 23), а также мог использовать правовой прецедент с поставлением в русские митрополиты Климента Смолятича без санкции Константинополя, [iv] однако позиция епископа Дионисия оказалась более аргументированной. Современные исследователи затрудняются с определением правовой базы возражений суздальского епископа, [v] тем не менее, известен целый ряд канонов, воспрещающих поставление епископа «без соизволения митрополита»: 4 и 6 правила I Вселенского (Никейского) собора; 28 правило IV Вселенского (Халкидонского) собора; 3 правило VII Вселенского (Никейского) собора; 19 правило Антиохийского собора; 13 и 60 правила Карфагенского собора и др. Демарш епископа Дионисия увенчался успехом, и спасский архимандрит, несмотря на сильное давление со стороны светской власти, остался в сущем сане. Впрочем, в ярлыке хана Мухаммеда Бюлека, выданном в Орде на Днепре 28 февраля 1379 г., Михаил, «воссев в митрополии города Владимира», был официально признан главой церковной иерархии на Руси. [vi]

http://bogoslov.ru/article/622211

В 1-е воскресенье Великого поста («на Збор») 1374 г. митр. св. Алексий возглавил в Москве хиротонию Д. во епископа «Суждалю, и Новугороду Нижнему, и Городцю» (Там же. Стб. 105). Ранее, в 1363-1365 гг., свт. Алексий вывел Н. Новгород и Городец из-под власти Суздальского еп. Алексия и включил в состав Митрополичьей области. В 1374 г. территория епархии была восстановлена и ее границы совпали с границами Нижегородско-Суздальского княжества. Такой акт свидетельствует о наличии дружественных отношений не только между нижегородско-суздальским кн. Димитрием (Фомой) Константиновичем и его зятем вел. кн. св. Димитрием Иоанновичем, но и между митрополитом и новым Суздальским епископом. Позднее вел. кн. Василий I Димитриевич и митр. св. Киприан утверждали, что Н. Новгород и Городец не были присоединены к Суздальской епархии, а лишь переданы в управление Д. как экзарху К-польского патриарха. Но и в этом случае есть основание говорить о доброжелательных отношениях между митрополитом и епископом. Все это позволяет признать обоснованной т. зр. Г. М. Прохорова о том, что Д. принимал участие в решении 2 князей разорвать отношения с Мамаем и освободиться от власти Орды. В 1377 г. «по благословению» Д. была написана Лаврентьевская летопись (см. Летописание). После смерти в 1378 г. митр. Алексия вел. кн. Димитрий Иоаннович выдвинул кандидатом на митрополичью кафедру своего «печатника» Митяя (Михаила). Д., прибыв в Москву на Собор, имевший целью поставление великокняжеского фаворита в епископы, не посетил Митяя, а на Соборе выступил против его поставления. Это привело к конфликту между Д. и Митяем, к-рый угрожал Суздальскому епископу карами после возвращения из К-поля. Исследователи предполагают, что Д., как и прп. Сергию Радонежскому, не нравилось вмешательство вел. князя в церковные дела. Опасаясь, что Д. помешает Митяю в К-поле, вел. князь приказал святителя «нужею удръжати». Д. был освобожден лишь тогда, когда он обязался не ездить в К-поль и поручителем за него выступил прп. Сергий. Д. не сдержал обещания и летом 1379 г. направился по Волге к Сараю, чтобы оттуда ехать в Византию.

http://sedmitza.ru/text/730970.html

К. Болгарские богомилы и русские стригольники//Byzantinobulgarica. Sofia, 1980, t. 6, p. 71). В 1377 г., с 14 января по 20 марта, монах Лаврентий по благословению Д. написал Лаврентьевскую летопись для нижегородско-суздальского князя Дмитрия Константиновича. Судя по особенностям этой рукописи, писец Лаврентий при участии какого-то более решительного, чем он, человека – возможно, самого Д. – переделывал ту часть своей работы, где речь идет о татарском завоевании Руси. Повесть о нашествии Батыя в этой летописи в значительной мере состоит из отрывков предшествующего летописного текста. В отличие от соответствующих повествований летописей Новгородской I и Ипатьевской здесь князья, погибшие при Батыевом нашествии, прославляются как герои и страдальцы за веру, а кроме того, здесь содержится почти неприкрытый призыв к освободительной антитатарской борьбе. Судя по всему этому, Д. прикровенно, как бы устами летописца XIII в., благославлял современных ему русских князей на борьбу за свободу – за три года до Куликовской битвы, в момент московско-нижегородского похода на вассальный Мамаю Булгар (см. также Повести о нашествии Батыя, где изложена другая точка зрения на происхождение этого текста). После смерти митрополита Алексея (1378 г.) Д. наряду с Сергием Радонежским и Феодором Симоновским оказался в числе наиболее решительных противников Митяя-Михаила, выдвинутого великим князем Дмитрием Ивановичем кандидата на митрополичий престол. Планировавшееся князем поставление Митяя в епископы собором русских епископов было сорвано протестом Д. (1379 г.). Чтобы опровергнуть Д., Митяй-Михаил составил выписки из сочинений отцов церкви, «укоризны наводяче на Дионисия, еже о иноцех властолюбцех» (эти выписки видел в хранившемся в библиотеке Синода сборнике «Цветец духовный» И. И. Срезневский : Памятники, с. 109, 114–115; в настоящее время местонахождение этого сборника неизвестно). Чтобы Д. не помешал Митяю в Константинополе, куда тот собирался отправиться для поставления в митрополиты, князь его арестовал.

http://azbyka.ru/otechnik/bibliog/slovar...

Преподобный Сергий Радонежский благословляет князя Дмитрия на битву. Миниатюра из «Жития Сергия Радонежского» (XVII в., РГБ) Но, возможно, разговор состоялся в 1378 году, когда Киприан ненадолго приезжал в Москву. Тогда и благословение Сергия относится не к преддверию Куликовской битвы, а к кануну другой, не столь значительной победы над ордынцами — на реке Воже. Она-то совершилась именно в 1378 году. Мог ли Сергий дать благословение великому князю, когда тот находился в затяжном конфликте с Церковью? Изгнав Киприана, Дмитрий Иванович попытался сделать митрополитом своего ставленника, Михаила-Митяя. Московское монашество отнеслось к нему, «новоуку во иночестве», крайне отрицательно. Киприана же наше иночество, включая и Сергия, готово было принять. Господь не попустил Михаилу-Митяю занять митрополию: он умер по дороге в Константинополь, где его должны были поставить в сан. Не управлял митрополией ни дня. Досталась она Пимену… Но отношения между Сергием и великим князем на почве «митяевщины» крепко испортились. Почему в «Житии» преподобного Сергия нет ни слова о посылке двух иноков? Про благословение там кратко упоминается, но раз иноки Пересвет и Ослябя не упомянуты, стоит ли верить остальному? Разве позволительно инокам, тем более схимникам, браться за оружие и проливать кровь на ратном поле? Стоит ли после этого верить в двух посланцев Сергия, сражавшихся на поле Куликовом? Может, их вовсе не отправлял Сергий? Не являлись ли они митрополичьими боярами, т. е. людьми, служившими как воины или администраторы, но не имевшими касательства к иночеству? Если посмотреть внимательно на карту, неужели не станет ясным, что Дмитрий Иванович никак не мог посетить Сергия во главе войска? Ведь Троицкий монастырь находится от Москвы в прямо противоположном направлении, чем Коломна, где был назначен сбор русских ратей! Если бы московские полки пришли к Сергию, они увеличили бы свой маршрут более чем в полтора раза. А сборы на войну требовали большой спешки… Критика критики Солидно ли звучат доводы лагеря «критиков»? О да, от них невозможно отмахнуться. Но каждый из них при ближайшем рассмотрении выглядит небесспорным. Имеет смысл пройтись «по пунктам», показывая слабые стороны каждого.

http://foma.ru/blagoslovlyal-li-sergiy-r...

Из наших митрополитов действительно ходили в Орду: Максим, Петр, Феогност два раза, Алексий два раза, и о Петре при этом замечено в летописи, что он получил ярлык, а о Феогносте, что он ходил «за причет церковный» . Из наших епископов ходили в Орду епископы Ростовские: Кирилл два раза, Игнатий два раза, и именно «за причет церковный», и Тарасий, а о Кирилле притом сказано в его житии, что хан Берка повелел князьям ростовским и ярославским «оброки годовые своя давати владыце в дом святыя Богородица Ростовския». Кроме того, об одном Сарайском епископе (Варсонофии) читаем в летописи, что царь Узбек (1329) «даде ему вся по прошению его, и никто же его ничим же да не обидит», иначе — дал ему ярлык . Впрочем, все ли или не все наши митрополиты и епископы получали ярлыки от ханов, но из числа даже несомненно полученных дошли до настоящего времени только семь: четыре от ханов и три от известной ханши Тайдулы, которую исцелил святитель Алексий. Древнейший из дошедших ярлыков дан Менгу-Темиром, вероятно, по случаю восшествия его на престол в 1266 или 1267 г. вообще «Русским митрополитом и церковным людем» без означения имени тогдашнего митрополита Кирилла II, здесь уже упоминается о других таких же ярлыках, данных прежними ордынскими царями русскому духовенству. Второй ярлык — хана Узбека митрополиту Петру, 1313 г.; третий — хана Бердибека митрополиту Алексию, 1357 г.; четвертый — хана Тюляка или Тулунбека (нареченному) митрополиту Михаилу, т. е. архимандриту Митяю, 1379 г. Ханша Тайдула, жена Джанибекова, дала ярлыки митрополиту Феогносту в 1342 г., митрополиту или, как догадываются, епископу Ростовскому Иоанну в 1347 г. и митрополиту Алексию в 1356 г. Последний ярлык есть не более, как подорожная святителю Алексию на случай поездки его в Константинополь. А прочие шесть предоставляют разные права и преимущества русскому духовенству и по содержанию совершенно сходны между собою. Разнятся только тем, что одни исчисляют эти права подробнее, другие короче; самый обширный ярлык есть Узбеков святителю Петру; потом следуют ярлыки Менгу-Темира, Бердибека и Тюляка, а самые короткие — ярлыки Тайдулы.

http://sedmitza.ru/lib/text/435918/

Элементы публичного и частного права были в них неразрывно связаны и переплетены. Уставные и жалованные грамоты, выдававшиеся князьями и церковными иерархами, сочетают в себе черты частного закона и договора. Документы типа княжеских жалованных грамот впервые появились в Новгороде в XII в. и касались землевладения 2 мон-рей - Юрьева и Пантелеимонова. Название «жалованные грамоты» - более позднее, оно возникло вследствие наличия формулы «пожаловал есмь» в княжеских грамотах XIV-XVII вв. В Сев.-Вост. Руси жалованные грамоты получили распространение начиная с XIV в., в XV-XVII вв. они выдавались в большом количестве мон-рям, соборам, митрополичьему дому (с 1589 - Патриаршей кафедре), епархиальным архиереям, а также светским землевладельцам. Жалованные грамоты закрепляли и расширяли права земельной собственности, феодальный иммунитет и различные корпоративные и индивидуальные привилегии их получателей. Среди жалованных грамот были данные и меновные, тарханные, льготные, оброчные, несудимые, заповедные (бережельные), проезжие, грамоты о назначении данного пристава и сроках вызова в суд высшей инстанции (односрочные, двусрочные, трехсрочные) и др. Кроме княжеских и царских грамот, предоставлявших иммунитет мон-рям и Церкви, известны ярлыки золотоордынских ханов Русским митрополитам XIII-XIV вв., дошедшие в рус. переводах в списках XV-XVII вв. Древнейший из ярлыков, выданный Менгу-Темиром (1267), не содержит имени митрополита. Последний по времени - ярлык Тюляка - был пожалован Митяю (Михаилу) - нареченному митрополиту (1379). С этого ярлыка начинается Краткое собрание ханских ярлыков (XV в.). В Пространном собрании ханских ярлыков (XVI в.) помещен подложный ярлык Узбека митр. Петру . Русские митрополиты (с 1589 Патриархи) выдавали жалованные грамоты 2 типов. Грамоты первого типа аналогичны княжеским грамотам. Они предоставляли земли и иммунитетные привилегии (напр., льготы от налогов) светским вассалам кафедры - митрополичьим детям боярским или крестьянам. В Новгороде в период независимости архиепископ выдавал иммунитетные грамоты мон-рям, освобождая их от вызова в светский суд.

http://pravenc.ru/text/63956.html

  001     002    003    004    005    006    007    008    009