| [Ангеляр] (1-я пол. IX в.- после 885), св. равноап. (пам. 27 июля), ученик и сподвижник святых равноапостольных Кирилла и Мефодия в Вел. Моравии и Паннонии. Входит в группу т. н. Седмочисленников , состоящую из слав. просветителей и их ближайших учеников - святых Климента и Наума Охридских, Горазда и Саввы (иногда вместо последнего называется Лаврентий ). Биографические сведения об А. О. весьма скудны и относятся к последнему году его жизни. Они содержатся в пространном греч. житии св. Климента Охридского, написанном в кон. XI в. Феофилактом Охридским (главы 2, 12-16) на основании недошедшего слав. жития. К этому источнику восходят все позднейшие сведения об А. О., сводящиеся к упоминанию его имени в числе учеников слав. просветителей и встречающиеся в кратком житии («Успении») св. Константина-Кирилла (нач. XIII в.), кратком греч. житии св. Климента Охридского, написанном Димитрием II Хоматианом (1-я пол. XIII в.), при отдельных списках «Сказания о письменах» Храбра Черноризца и переделке грамматического трактата Константина Костенечского (XVI в.), в службах святым Седмочисленникам. Судя по имени, более характерному для западнохрист. мира, А. О. был, вероятно, уроженцем Вел. Моравии или Паннонии. Помещение имени А. О. в житии св. Климента в числе особо выделенных учеников святых Кирилла и Мефодия свидетельствует о деятельном участии А. О. в лит. и переводческих трудах Моравской миссии по крайней мере во времена архиепископства Мефодия, хотя конкретные его труды неизвестны. Сведений о сане А. О. текст не содержит. После кончины св. Мефодия в 885 г. А. О. вместе с Гораздом, Климентом и Наумом попал в ту группу слав. священнослужителей, к-рая по приказу франк. еп. Вихинга и кн. Святополка была заключена в темницу, где на узниках трижды чудесным образом распадались оковы. Выпущенные (кроме Горазда) из темницы, они были затем жестоко избиты, раздеты и под конвоем нем. воинов, постоянно угрожавших им смертью, изгнаны из великоморавской столицы Велеграда. С большими трудностями и лишениями они добрались до Сирмия (совр. Сремска-Митровица) и через Дунай переправились в Белград, бывший тогда болг. пограничной крепостью. Городской начальник (боритаркан), знавший о желании св. равноап. кн. Бориса Болгарского иметь в Болгарии слав. священнослужителей, радушно принял их и вскоре переправил в столицу болг. державы Плиску , где изгнанники нашли приют в знатных домах. А. О. поселился в доме болярина Чеслава, но от пережитых страданий и лишений вскоре скончался. Место его погребения неизвестно. Позднейшее почитание А. О. в Охриде и Охридской архиепископии связано с упоминанием его имени в житии св. Климента Охридского. Самостоятельного почитания, отдельного от святых Седмочисленников, А. О. не получил. Житие и служба ему отсутствуют, память в месяцесловах не встречается, имя не получило распространения в средневек. слав. мире, иконография является составной частью иконографии святых Седмочисленников. |
| Каталог икон на сайте PravIcon.com Православные иконы Богородицы, Христа, ангелов и святых Ангеляр Охридский, равноап. - житие Ангеляр (или Ангеларий) Охридский (1-я пол. IX в.- ок. 886), пресвитер, святой равноапостольный. Память в числе Седмочисленников и в Соборе Болгарских святых Ученик и сподвижник святых равноапостольных Кирилла и Мефодия в Великой Моравии и Паннонии, один из святых Седмочисленников. Судя по имени, более характерному для западнохристого мира, Ангеляр, вероятно, был уроженцем Великой Моравии или Паннонии. Причисление его к особо выделенным ученикам святых Кирилла и Мефодия свидетельствует о деятельном участии Ангеляра в трудах Моравской миссии по крайней мере во времена архиепископства Мефодия, хотя конкретные его труды неизвестны. После кончины святителя Мефодия в 885 году Ангеляр вместе с Гораздом, Климентом и Наумом попал в ту группу славянских священнослужителей, которая по приказу франкского епископа Вихинга и князя Святополка была заключена в темницу, где на узниках трижды чудесным образом распадались оковы. Когда они, кроме Горазда, были выпущены из темницы, они были затем жестоко избиты, раздеты и под конвоем немецких воинов, постоянно угрожавших им смертью, изгнаны из великоморавской столицы Велеграда. С большими трудностями и лишениями они добрались до Сирмия (ныне Сремска-Митровица) и через Дунай переправились в Белград, бывший тогда болгарской пограничной крепостью. Городской начальник, знавший о желании святого равноапостольного князя Бориса Болгарского иметь в Болгарии славянских священнослужителей, радушно принял их и вскоре переправил в столицу болгарской державы Плиску, где изгнанники нашли приют в знатных домах. Ангеляр поселился в доме болярина Чеслава, но от пережитых страданий и лишений вскоре скончался. Место его погребения неизвестно. Почитание Сведения о святом Ангеляре весьма скудны и относятся к последнему году его жизни. Они содержатся в пространном греческом житии святого Климента Охридского, написанном в конце XI века Феофилактом Охридским на основании недошедшего до нас славянского жития. Предполагается, что к этому источнику восходят все ныне известные позднейшие сведения об Ангеляре, сводящиеся к упоминанию его имени в числе учеников славянских просветителей и встречающиеся в кратком житии («Успении») святого Константина-Кирилла (нач. XIII в.), кратком греческом житии св. Климента Охридского, написанном Димитрием II Хоматианом (1-я пол. XIII в.), при отдельных списках «Сказания о письменах» Храбра Черноризца и переделке грамматического трактата Константина Костенечского (XVI в.), в службах святым Седмочисленникам. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АНДРЕЙ (1-я пол. XV в.), дьяк, южнослав. (по всей вероятности, серб.) книжник, переписавший в 1425 г. (в Белграде или при Патриаршем дворе) повелением Сербского Патриарха Никона минейный Торжественник на сент.-нояб. (София. ЦИАМ. 182), содержащий среди др. статей похвальное слово свт. Климента Охридского архангелам Михаилу и Гавриилу и жития прп. Иоанна Рыльского, прп. Параскевы-Петки Тырновской и Илариона, архиеп. Мегленского, написанные свт. Евфимием , Патриархом Тырновским. Возможно, А. представляет одно лицо с Андреем, параекклесиархом Белградской митрополии, переписавшим в 1433/34 г. Апостол из старого собрания Народной б-ки Сербии в Белграде 1164; рукопись погибла в 1941). Записи в обоих кодексах частично выполнены «византийской» тайнописью. Др. биографические сведения об А. отсутствуют. Предлагавшиеся болг. исследователями версии идентификации А.- с Андроником, учеником Патриарха Евфимия и учителем Константина Костенечского ; с неизвестным по др. источникам болгарином, обучавшимся вместе с Константином в Бачковском мон-ре у Андроника; с дьяком Андреем, переписавшим в 3-й четв. XV в. (возможно, в западнорус. землях) сборник похвальных и учительных слов митр. Григория (Цамблака) («Книга, глаголемая Цамблак» - РГБ. Ф. 199. 31),- являются чистым домыслом. Мнение о болг. происхождении А., следовавшего в своих рукописях серб. орфографии, основывается лишь на том, что в Торжественнике 1425 г. отсутствуют серб. жития при наличии болг.; известно, однако, что до XVI в. первые вообще крайне редко включаются в состав Торжественников. Почерки Торжественника и Сборника слов Цамблака не имеют между собой ничего общего. Лит.: Записи. Кн. 1, 261; Гошев И. Стари записки и надписи//Годишник на Софийски ун-т, Богосл. фак. София, 1924. Т. 4. С. 348-350; Киселков В. Евтимиевият ученик Андрей//Училищен преглед. София, 1931. 2. С. 246-254; он же. Проуки и очерти по старобългарска литература. София, 1956. С. 262-265; Дujak Ahдpeja, београдски писац из времена деспота града Београда. 1958. 5. С. 19-25; То же// Творци и дела старе српске Титоград, 1963. С. 221-232; Пандурски В. Панегирикът на дяк Андрей от 1425 г.//Търновска книжовна школа. София, 1974. Кн. 1. С. 225-241; Ангелов Б. Ст. За старобългарския книжовник от XV в. дяк Андрей//Литературна мисъл. 1982. 6. С. 185-188; Петканова Д. Старобългарска литература. София, 1987. Ч. 2. С. 151-152; СтБЛ. С. 27. А. А. Турилов Рубрики: Ключевые слова: |
| Лит.: Розанов С. П. Житие сербского деспота Стефана Лазаревича и рус. Хронограф//ИОРЯС. 1906. Т. 11. Кн. 2. С. 62-97; П. Акростих у Константина Философа//NKJUФ. 1935. 15. 1/2. С. 41-44; он же. Четири pajcke реке: (Jeдho место из Константина Философа)//ГСКА. 1936. 171. С. 161-176; он же. Жumuje деспота Стефана Константина Философа//Српска у критици. Београд, 1965. 1. С. 449-459; Трифонов Ю. Живот и дейност на Константина Костенецки. София, 1943. (Списание БАН; Кн. 66. Ч. 5); Schultze H. Untersuchungen zum Aufbau des Skazanie o pismenech von Konstantin von Kostenec. Gött., 1964; Сване Г. Константин Костенечкий и его биография серб. деспота Стефана Лазаревича//Славянские культуры и Балканы. София, 1978. Т. 2. С. 321-339; он же. Русский «Хронограф» и «Биография Стефана Лазаревича»//Търновска книжовна школа. София, 1980. Т. 2. С. 109-132; Goldblatt H. On the Theory of Textual Restoration among the Balkan Slavs in the Late Middle Ages//Ricerche Slavistiche. 1980/1981. Vol. 27/28. P. 123-156; idem. The Church Slavonic Language Question in the XIVth and XVth Centuries: Constantin Kosteneki " s «Skazanie iz " jávljénno o písmeneh»//Aspects of the Slavic Language Question. New Haven, 1984. Vol. 1. P. 67-98; idem. Orthography and Orthodoxy: Costantin Kosteneki " s Treatise on the Letters «Skazanje iz " avljenno o pismeneh»//Firenze, 1987. (Studia Historica et Philologica; Vol. 16); Харалампиев И. Константин Костенечки и Григорий Цамблак за делото на Кирил Философ//Константин-Кирил Философ: Сб. ст. София, 1981. С. 172-181; Rado š ev i N. Laudes Serbiae: The Life of Despot Stephan Lazarevi by Constantine the Philosopher//ЗРВИ. 1986. 24/25. С. 445-451; Петков Г. Константин Костенечки//КМЕ. 1995. Т. 2. С. 423-426 [Библиогр.: С. 425-426]; Турилов А. А. Этническое и культурное самосознание сербов в кон. XIV-XV вв.//Этническое самосознание славян в XV в. М., 1995. С. 157-176; он же. Кем и с какой целью был изготовлен карловацкий список грамматического трактата Константина Костенечского?//Словенско средневек. |
| А. в церковнослав. письме (кириллическом) строятся на тех же принципах, что и в греч. В древнейших рукописях под титлом писались немногие слова: . Принцип написания над титлами священных имен изложен в грамматических сочинениях XIV-XVII вв.: « », «понеже титла суть имена истинна». В грамматических сочинениях XIV-XVII вв. устанавливались в основном нормы написания под титлом священных имен. В «Сказании изъявленном о писменех» Константина Костенечского кон. XIV в., широко распространенном на Руси, четко проводится принцип графического выделения священных имен как следствие особого почтения к обозначаемым ими предметам и как необходимость отличия священных имен от слов-омонимов, обозначающих иную духовную реальность: (христ.) - (языческий), (ангел) - (злой дух) и др.,- принцип антистиха . Для правосл. грамматической традиции с ее пониманием языка как средства выражения мысли нехарактерны нумерические или комбинаторные спекуляции с буквами или буквенными сокращениями, основанием аббревиации являются соображения распознаваемости слова и экономии места и времени. Так, Константин Костенечский, несмотря на орфографический ригоризм, предоставляет писцу свободу в выборе сокращения: или ; или ; или и т. д. Архиеп. Мелетий (Смотрицкий) в Грамматике (1619) перечисляет, следуя в основном визант. традиции, 16 священных имен: . При этом виды титл в сокращениях не различаются, а собственные имена пишутся, кроме титла, и с заглавной буквы. Помимо титл в священных именах уже в древнейших памятниках слав. письма встречаются, особенно часто на конце строки, буквенные титла, к-рые покрываются изогнутой чертой ( - «слово-титло», - «он-титло», - «добро-титло», - «глагол-титло» и др.): С развитием письменности (в XIV, особенно в XV в.) количество буквенных титл сильно увеличилось, причем нек-рые выносные буквы оставались без покрытия, а в словах надписывались целые слоги: (разгордился). В XVII в. в связи с развитием книгопечатания и становлением системы грамматических, лексических и орфографических норм церковнослав. языка развитие А. прекратилось. |
| индивидуальным языком или живым говором» (Избр. работы. 2000. С. 567). Старослав. азбуки - глаголицу и кириллицу - Д. интерпретировал как функциональные разновидности одного алфавита. Для реконструкции состава и порядка первоначального слав. алфавита и фонетического значения его букв Д. привлекал, в частности, азбучные молитвы и абецедарии . Поскольку старослав. язык функционировал в качестве лит. языка у разных слав. народов, он вступал во взаимодействие с местными диалектами и постепенно приспосабливался к ним, приобретая локальные особенности. В результате образовались отдельные слав. «варианты, или литературные диалекты» - церковнослав. язык разных изводов (болгарского, сербского, русского, чешско-моравского). Впосл. церковнослав. язык видоизменялся, Д. писал о «среднем церковнославянском» языке («до эпохи Евфимия Тырновского, Константина Костенечского и Киприана Киевского») и об унифицированном «новом церковнославянском» языке (Там же. С. 697). Особое внимание исследователь уделил формированию у вост. славян рус. извода церковнослав. языка. В ст. «Славянское правописание X-XII вв.» Д. указывает, что первоначально адаптация старослав. языка осуществлялась на орфоэпическом уровне, когда «старославянский язык... в той или иной мере приспособлялся к местному живому произношению». Это приспособление заключалось в замене тех звуков и звуковых сочетаний, к-рые отсутствовали в местном говоре, звуками, ему свойственными (так, в восточнослав. книжном произношении [ ] в соответствии с праслав. было заменено []). Те звуки и сочетания, к-рые не противоречили фонологической системе живого диалекта, были сохранены (напр., сочетания в позиции между согласными и в начале слова). Однако орфоэпическая адаптация не устранила противопоставления книжного и живого произношения. Различия между ними обусловлены гл. обр. тем, что «в соответствующих словах и формальных частях слов в литературном языке вместо одних звуков народного говора произносились другие звуки, имевшиеся в этом говоре в тех же положениях, но в других словах» (Там же. |
| Наиболее последовательную и полную реализацию в отношении грамматических форм принцип А. получил в Грамматике Мелетия (Смотрицкого), где по сравнению с Грамматикой Зизания увеличено как число графических средств, так и число грамматических позиций, вовлеченных в противопоставление. Пара - служит для различения форм: (им. п. ед. ч.) - (род. п. мн. ч.); (твор. п. ед. ч.) - (дат. п. мн. ч.); (им./вин. п. ед. ч. ср. р. прилагательного) - (наречие); (вин. п. ед. ч. муж. р. прилагательных) - (род. п. ед. ч. муж. и ср. р.) и т. д. Разработаны также значения оппозиций: -, -, -, -, -, -, -, противопоставление 3 букв - --: (род. п. ед. ч. жен. р.) - (им./зват. п. мн. ч. жен. р.) - (вин. п. мн. ч. муж. и жен. р.). Семантизировано противопоставление знаков ударения - оксии/варии и каморы: (им. п. ед. ч.) - (род. п. мн. ч.), (им. п. ед. ч. притяжательного прилагательного) - (род. п. мн. ч. притяжательного прилагательного). Грамматические сочинения предлагают различать с помощью различных графем лексические омонимы, напр.: (часть тела, речь) - (народ). Это противопоставление, восходящее к Константину Костенечскому, было усвоено церковнослав. языком и встречается в словаре Памвы Берынды (1627, 1653), московском издании Грамматики Мелетия (Смотрицкого) (1648), в Грамматике Кариона (Истомина) 90-х гг. XVII в. и др. Соблюдение принципа А. воспринималось как обязательное условие грамотного письма, и А. несомненно преподавались при обучении письму. На диспуте московских справщиков с Лаврентием Зизанием по поводу составленного последним Катехизиса (февр. 1627) Лаврентий заговорил о противопоставлении ед. и мн. ч. слова «образ» посредством букв и . Московские справщики восприняли это как элементарные школьные сведения («децкая речь учащихся буквам»), к-рые нелепо обсуждать на богословском диспуте ( Успенский. С. 218-219). Об актуальности принципа А. свидетельствует и тот факт, что конкретные способы его реализации были предметом полемики. Автор грамматического трактата нач. |
| Древнерус. лит-ра, в к-рой наиболее высок процент анонимных сочинений, тем не менее представляет в отношении А. дифференцированную в жанровом (и отчасти в хронологическом) отношении картину. Больше всего авторских сочинений в жанре посланий и в догматико-полемической лит-ре. При этом, однако, авторские послания часто становились анонимными текстами-образцами, напр., из послания Западнорусского митр. Ионы 1492/93 г. к вяземскому протопопу о епитимии, наложенной на княжеского слугу за невольное убийство (ГИМ. Чертк. 9-F. Л. 590-591), было создано «Правило о душегубстве» (дополнение к Кормчей - Краков. Ягеллонская б-ка. Akc. 71/1952. С. 783-785); конкретные послания использовались в качестве образцов в письмовниках и формулярниках. За редчайшим исключением авторский характер имеют паломнические хождения. В житийной лит-ре анонимные памятники и их редакции даже в XVII в. составляют ок. 50% от общего числа (это относится только к пространным текстам, среди проложных А. по существу абсолютна). Еще более высок процент анонимных текстов среди сказаний о явлении икон (жанр специфически русский) и в записях чудес, сопровождающих жития и сказания. А. записей чудес обусловлена, возможно, тем обстоятельством, что эти памятники воспринимались как документальная фиксация происшедшего - «обыски» о чудесах новопрославленных святых или новоявленных святынь в отношении процедуры и формуляра ничем не отличались от следствия по судебным делам. Службы рус. святым до рубежа XIV-XV вв. все анонимны, с XV в. число авторских произведений резко возрастает. Причиной, вероятно, явилось, с одной стороны, распространение богослужебных книг (Миней, Триодей, Октоихов) по Иерусалимскому уставу , в к-рых (в отличие от более ранних студийских) регулярно помещаются сведения об авторах песнопений и об акростихах в заголовках, с др.- гимнографическое творчество Пахомия Логофета , воспитанного на южнослав. традициях с более ярко выраженным авторским самосознанием. Известны случаи устойчивого сохранения авторства за образцовыми по назначению текстами: надписание авторства Климента Охридского в поучениях на память ап. Фомы, прп. Антония (в западнорус. Прологах XV-XVI вв.), мч. Евстафия Виленского (сборник Гос. архива Ярославской обл. 622, XVI в.), созданных рус. книжниками на основе общих слов Климента Охридского. Имя автора могло ставиться в заголовке позднейших неавторских редакций: атрибуция Константину Костенечскому «Словес вкратце». |
| После завоевания Болгарии в 1393-1396 гг. османами центр культурной жизни у юж. славян переместился на неск. десятилетий в Сербию, где при дворе деспота св. Стефана Лазаревича и в основанном им Ресавском мон-ре (ныне мон-рь Манасия ) основные принципы афоно-тырновской справы реализовались в т. н. ресавской справе и получили теоретическое обоснование в филологическом трактате Константина Костенечского «Сказание о письменех» (ок. 1424-1426). Одновременно до кон. 1-й трети XV в. продолжалась переводческая деятельность на Афоне. Результатом К. с., проведенной на Афоне и в южнослав. книжных центрах, явилось создание новых редакций библейских и богослужебных книг, новых переводов и нормализация церковнослав. языка. В ходе афоно-тырновской и ресавской К. с. были переведены заново либо существенно отредактированы путем сличения слав. списков с греческими: 1) полный круг литургических книг и паралитургические сборники (Стишной Пролог, триодный Синаксарь, «студийская коллекция» гомилий, патриарший гомилиарий, Маргарит и др.), необходимые для богослужения по Иерусалимскому уставу, а также восполняющие отсутствие дисциплинарной части в этом уставе Пандекты и Тактикон Никона Черногорца и «Книга о постничестве» свт. Василия Великого; 2) связанные с исихазмом аскетические и догматико-полемические сочинения (Лествица, сочинения Дорофея Газского , преподобных Исаака Сирина , Симеона Нового Богослова , Григория Синаита , свт. Григория Паламы и др.); 3) Евангелия и Псалтирь, афонские редакции к-рых были положены в XVI в. в основу печатных изданий и сохранились до наст. времени; 4) толкования на ряд библейских книг (Беседы свт. Иоанна Златоуста на кн. Бытие («Шестоднев»), толкования на Песнь Песней и Книгу Иова). Афоно-тырновская К. с. имела архаизирующий характер и была направлена на сближение с греч. оригиналом с целью очистки слав. текстов от накопившихся в них ошибок; греч. традиция рассматривалась как эталонная и не подвергавшаяся изменениям. С т. зр. деятелей афоно-тырновской реформы, слав. |
| Состояние изучения цикла седмичных поучений до 80-х гг. XX в. определялось тем обстоятельством, что в лит-ре был широко известен лишь список РГАДА. МГАМИД. 453 (изд. в 1901 Соболевским), в к-ром автором поучений был назван Кирилл Философ (притом что публикатору сравнительно скоро стали известны списки с именем Г. Ф. в заглавии - Соболевский. Два русских поучения. С. 253. Примеч. 1). Главные усилия исследователей были направлены на отождествление автора с соименным историческим лицом (попытки эти были, как правило, неудачными), причем хронологический диапазон (при допущении взаимозаменяемости имен Константин и Кирилл - под влиянием сочетания крестильного и монашеского имен слав. первоучителя) мог колебаться в пределах полутысячелетия - от Константина Преславского ( Киселков В. С. Проуки и очерти по старобългарска литература. София, 1956. С. 76-78) до Константина Костенечского ( Георгиев Е. Произведенията, приписании на св. Кирил//Studia historico-philologica Serdensia. Sofia, 1939. Vol. 5. Suppl. Р. 40-93). Цикл седмичных поучений известен в наст. время в 8 относительно полных списках сер. XV - 2-й четв. XVII в. древнерус. извода (ни один из списков не содержит всех 7 поучений), разделяющихся на 3 редакции. 1-я, древнейшая, редакция представлена 4 списками, восходящими к дефектному архетипу, в к-ром был утрачен заголовок цикла (в результате чего списки анонимны (списки 2-4) либо псевдоэпиграфичны - с именем Кирилла Философа в заглавии каждого из слов) и большая часть 1-го слова: при Торжественнике триодном в соединении с Синаксарем (РГАДА. Ф. 181. 453. Л. 312 об.- 339, 3-я четв. XV в., опубл. Соболевским), в Сборнике поучений прп. Феодора Студита особого состава (РНБ. Солов. 1134/1244. Л. 65 об.- 73, кон. XV - нач. XVI в.), в таком же сборнике ГИМ. Увар. 423-F. Л. 74 об.- 95, 1-я треть или 2-я четв. XVI в., в Сборнике смешанного содержания (ГИМ. Муз. 1071. Л. 1-54, 2-я четв. XVII в.). Особое значение в этой редакции и для истории текста цикла в целом имеет Уваровский список, орфография к-рого (состояние редуцированных, отсутствие примет «второго южнославянского влияния») последовательно передает особенности правописания предшествующего списка, к-рый может быть датирован не позднее XIV в. Кроме того, список сохранил окончание воскресного поучения (слитое с предшествующим словом прп. Феодора Студита, в др. списках этой редакции текст опущен), что позволяет судить о первоначальной структуре цикла и объясняет его анонимность (либо псевдоэпиграфичность) в данной редакции. |
|
|
