| От составителя Публикуемая в настоящем издании переписка К. Зедергольма и старца Макария Оптинского – уникальный памятник взаимоотношений духовника и духовного сына, а также ценный источник, характеризующий систему высшего управления Русской Церкви середины 19 в. Переписка также существенно дополняет сложившееся мнение о значении оптинского старчества в жизни России 19 в.: старцы не только просвещали русское общество, но и оказывали существенное влияние на деятельность высшего управления Русской Церкви. Оптина пустынь еще в 19 в. получила всероссийскую известность вследствие преемственно сменяющих друг друга в течение десятков лет великих оптинских старцев. Словно со страниц древних патериков сошли эти дивные угодники Божии, для того чтобы вести своих духовных чад ко спасению. Духовное преемство смиренных аскетов зиждилось на том, что каждый последующий старец был не только духовным сыном, но и сотаинником предыдущего. Старчество в Оптиной пустыни началось с прибытия в 1829 г. в Иоанно-Предтеченский скит 1 преподобного Льва (Наголкина) . Вслед за ним в скит переселился преподобный Макарий (Иванов) , по происхождению дворянин, до своего поступления в скит Оптиной пустыни подвизавшийся под руководством старца Афанасия (Захарова), ученика преподобного Паисия Величковского 2 . После кончины старца Льва в 1841 г. отец Макарий сделался его преемником, признанным старцем. К нему притекало множество людей из всех сословий, ищущих духовного совета и утешения. Некоторые из них делались духовными чадами преподобного подвижника. Духовным сыном старца стал и новообращенный из лютеранства русский немец Константин Зедергольм, который после окончания университета по благословению своего духовного отца занял должность чиновника по особым поручениям при обер-прокуроре Святейшего Синода 3 . В 1860 г. последовала блаженная кончина отца Макария, и его место занял самый известный старец Оптиной – преподобный Амвросий (Гренков) . К отцу Амвросию перешли духовные чада старца Макария и среди них К. Зедергольм, поступивший в 1862 г. в Иоанно-Предтеченский скит после выхода в отставку. В скиту Зедергольм принял монашество с именем Климент и подвизался под руководством старца Амвросия до своей кончины в 1878 г. |
| архим. Ювеналий Жизнеописание настоятеля Оптиной пустыни архимандрита Моисея Предисловие Девятнадцать лет прошло с тех пор как скончался о. Архимандрит Моисей , преобразователь и, можно сказать, основатель Оптиной пустыни в ее духовном значении; муж, редкий по своим высоким качествам и добродетелям. Краткий некролог его был напечатан в Калужских Епархиальных Ведомостях в 1862 году 1 , но полного, по возможности, жизнеописания его до сих пор не существовало. Посторонний наблюдатель может упрекнуть за это братство Оптиной Пустыни, в среде которого были и есть люди с хорошим образованием. Почему не занялись они этим делом ранее? Зачем медлили? – Нельзя сказать, чтобы не занимались. Несколько человек из братии давно уже собирали по немногу материалы для жизнеописания о. Архимандрита Моисея , но дело это все не приходило к желаемой полноте, а потому и к концу. Последним из таких собирателей был иеромонах Климент Зедергольм , три года тому назад скончавшийся. Все собранное им и другими монахами вошло в состав настоящего жизнеописания, с большими однако дополнениями и исправлением неточнойстей. О. Клименту принадлежит и статья и статья о пустыножительстве в Рославльских и Брянских лесах, помещенная в приложении. Кроме всего подготовленного о. Климентом, монахом Порфирием Севрюгиным, также недавно умершим, и сообщенного иеромонахом о. Евфимием Труновым, который был при покойном о. Архимандрите Моисее письмоводителем в течении 31 года и жив еще доселе, материалами для биографии Старца послужили: Жизнеописание о. Игумена Антония, настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря. Москвам 1870 г. Сказания о жизни и подвигах блаженной памяти Старца Оптиной Пустыни иеросхимонаха Макараия. Москва 1861 г. Историческое описание Козельской Введенской Оптиной Пустыни. Издание третье. Москва 1876 г. Историческое описание Скита во имя Св. Иоанна Предтечи Господня, находящегося при Козельской Введенской Оптиной Пустыни. Издание второе. С.-Петербург 1862 г. Архив Оптиной Пустыни. Некоторые собственноручные записки и письма о. Архимандрита Моисея к различным лицам и других лиц к нему. |
| Знакомство со скитом вызвало у Зедергольма ощущение, что в этом месте он будет жить до смерти. Тем не менее он провел еще немало лет в миру, оставаясь под духовным руководством старца Макария, периодически приезжая к нему и поддерживая переписку. Был домашним учителем у детей Е. Е. Жуковской, вдовы В. А. Жуковского , с 1853 г.- у Киреевских, давал уроки рус. и нем. языков, истории, географии, арифметики. В 1858 г. Зедергольм был причислен к канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода, с 1860 г. служил чиновником особых поручений при обер-прокуроре гр. А. П. Толстом , ставшем его другом и покровителем. Получил чин коллежского асессора. В кон. 50-х - нач. 60-х гг. XIX в. по поручению Толстого подготовил ряд докладных записок, текст к-рых согласовывал со старцем Макарием, а иногда и с митр. Московским свт. Филаретом (Дроздовым) : о необходимости противодействовать старообрядцам, против расширения их прав; о том, что желательно не спешить с переводом Свящ. Писания на рус. язык и запросить мнение вост. патриархов по этому вопросу; о важности ради церковного единства поддерживать К-польскую Церковь в условиях давления на нее со стороны османского правительства и болгар; о необходимости добиваться примирения сторон греко-болг. церковного спора, против резкого осуждения греч. духовенства болгарами. Принял участие в разработке устава Русско-греческого об-ва, призванного популяризировать греч. духовную и светскую лит-ру в России, а русскую - в Греции (об-во так и не было создано). Участвовал в публицистической полемике. Составил критический ответ М. Н. Каткову на его записку в защиту болгар, «возражение» А. И. Герцену на его письмо имп. Марии Александровне, где тот критиковал систему воспитания наследников престола. Подготовил записку «Об опасностях, угрожающих Православной Церкви в России», в к-рой сравнивал ситуацию в царствование Николая I и Александра II. Делал вывод не в пользу совр. царствования, т. к. это время отличалось менее твердой политикой по отношению к неправославным, в печати царило вольномыслие, распространялось равнодушие к вере. Для автора записки было характерно представлять Николая I образцом строгого монарха. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ДОРОФЕЙ ГАЗСКИЙ [греч. Δωρθεος τς Γζης; Дорофей Палестинский; авва Дорофей] († кон. VI в.), прп. (пам. 5 июня), подвижник, аскетический писатель, основатель и игумен мон-ря, располагавшегося недалеко от г. Газы , одного из важнейших монашеских центров в Палестине. Хотя издревле Д. Г. был известен как преподобный (σιος), в древних греч. Минеях и Синаксарях, так же как и в лат. мартирологах, его литургическое почитание не было зафиксировано. А. И. Пападопуло-Керамевс в соч. «Иерусалимская библиотека» упоминает греч. службу Дорофею, к-рая сохранилась в рукописи XIX в., написанной в Саввы Освященного лавре ( Παπαδπουλος-Κεραμες. 1891. Σ. 363). Жизнь Непосредственными источниками сведений о жизни Д. Г. служат его сочинения, Житие прп. Досифея, ученика Д. Г., окончательный вариант к-рого был создан не ранее кон. VI в., а также «Ответы» его духовных наставников прп. Варсонофия и Иоанна (см. ст. Варсонофий Великий ). Адресация большей части «Ответов», обращенных к Д. Г. (Отв. 249-335/Ep. 252-338; таблицу соответствия разных изданий «Ответов» см.: ИАБ. С. 230-232), устанавливается согласно примечанию, сохранившемуся в рукописи Ath. Iver. 1307: «Знак, что блаженный авва Дорофей начал вопрошать», а для 5 предшествующих (Отв. 244-248/Ep. 247-251) - на основании того, что в нек-рых рукописях они, как и следующие за ними, были адресованы тому же лицу. Неизвестный собиратель сочинений Д. Г., живший в VII в., не составил его пространное Житие, по-видимому, из-за того, что не располагал достаточными данными (ср.: Послание к брату. С. 16-17/Ep. ad fratrem. 4). Сведения из Acta Sanctorum (ActaSS. Iun. T. 1. P. 591-613) вторичны по отношению к этим источникам. Долгое время исследователи излагали различные гипотезы о времени жизни Д. Г., предлагая датировки от V до VII в. Иером. Климент (Зедергольм) в краткой заметке, предваряющей рус. перевод сочинений Д. Г., исходя из неправильной датировки затвора прп. Варсонофия Великого (см.: ПЭ. Т. 6. C. 686), предположил, «что преподобный Дорофей жил в конце VI и начале VII в.» (Душеполезные поучения. М., 2001. С. 5). Архиеп. Филарет (Гумилевский) относил время кончины Д. Г. к 620 г. ( Филарет (Гумилевский). Учение. Т. 3. С. 157). Однако в нач. XX в. франц. патролог С. Веле, сравнив данные, содержащиеся в творениях Д. Г., со свидетельствами Евагрия Схоластика ( Evagr. Schol. Hist. eccl. 17. 22//PG. 147. Col. 273), блж. Иоанна Мосха ( Ioan. Moschus. Prat. spirit. 166//PG. 87. Col. 3033) и одной из редакций лат. Жития прп. Варсонофия, установил наиболее вероятную хронологию, согласно к-рой Д. Г. родился в нач. VI в., основал мон-рь после 540 г. и умер между 560 и 580 гг. Предлагались также и более ранние датировки кончины святого (550-560; см.: Scouteris. 2000. P. 33). |
| Между такими посетителями немало было по своему уму, образованию и положению в свете особ очень важных. Так, нередко посещал старца Макария благочестивый граф Александр Петрович Толстой, бывший обер-прокурор Св. Синода, и служивший при нем чиновником особых поручений Константин Карлович Зедергольм (впоследствии иеромонах Оптинского скита о. Климент); сенатор Петр Иванович Соломон с семейством; известный писатель-философ Иван Васильевич Киреевский , который направил к старцу Макарию другого известного писателя, Николая Васильевича Гоголя. В первый свой приезд в Оптину Пустынь, в летнее время, Гоголь, по рассказу оптинского старожила, бывшего настоятеля Оптиной обители архимандрита Досифея 108 , прожил на монастырской гостинице недели три. Во все это время он ежедневно посещал старца и подолгу с ним беседовал. Со своей стороны, и старец, посещая почти ежедневно в послеобеденное время гостиницы, заходил в номер, в котором помещался Гоголь. Также достоверно известно, что батюшка о. Макарий с христианской точки зрения не одобрял его светскую литературную деятельность и советовал ему оставить писательство в этом роде и начать новую жизнь во Христе, по заповедям евангельским. И Гоголь во всем согласился, приняв близко к сердцу наставления старца Макария. Во время пребывания сего почтенного гостя в Оптиной Пустыни предложено было ему, между прочим, конечно, с благословения старца Макария, прочитать книгу св. Иоанна Лествичника . Прочитавши оную, Гоголь высказал о ней так: «Какая глубокая психология!» Слышно было, что по возвращении его из Оптиной в Москву душевное его настроение совершенно изменилось. Он уже не только перестал писать в смехотворном тоне, но и сожалел о том, что прежде им было написано, и даже выражал желание, если бы можно было, уничтожить все свои светские литературные произведения. Но за такой поворот Гоголя в его воззрении на жизнь умные миролюбцы провозгласили его тронувшимся в уме. А так как привлек его к старцу Макарию Иван Васильевич Киреевский, то и к Киреевскому те же умные люди отнеслись неблагосклонно. После того Гоголь еще раза два приезжал в Оптину к батюшке о. Макарию и во время своего пребывания на монастырской гостинице усердно посещал церковные службы в скиту. |
| мон. Лазарь (Афанасьев) Глава 18. Великий князь Константин Константинович Романов в Оптиной пустыни Архимандрит Исаакий 7 мая 1887 года получил письмо из Петербурга. Писал генерал от артиллерии Павел Егорович Кеппен, управляющий двором Великой княгини Александры Иосифовны Романовой, матери Великого князя Константина Константиновича, известного поэта, военного и государственного деятеля, человека глубоко православного. Он решил посетить Оптину пустынь и побеседовать со старцем Амвросием. Это было первое посещение Оптиной представителем царской семьи (Константин Константинович был внуком Императора Николая I и племянником Императора Александра II). «Глубокочтимый отец, честнейший архимандрит Исаакий! – значилось в письме. – Имею честь предуведомить Ваше Высокопреподобие, что в пятницу, 8 числа, государь Великий князь Константин Константинович, если Господь благословит благополучный путь, изволит прибыть к вам в Святую обитель до воскресенья утра и предполагает прибыть на лошадях со станции Чернь, а возвратиться через Калугу. Влекомый в обитель чувствами душевной потребности, государь Великий князь желал бы совершить это посещение скромно и сколько возможно избежать обычных встреч и приемов» 320 . Вот и Константин Константинович, Великий князь и русский поэт-лирик, и просто человек, имевший очень значительные внутренние проблемы, постоянно боровшие его, собрался наконец, как и многие русские люди, поехать к старцу Амвросию. Грешный, как и все люди, Константин Константинович приобрел монашескую привычку следить за своими помыслами, за действиями «потаенного сердца человека», сокрушаться о своем духовном несовершенстве, считать себя недостойным всех тех благ и талантов, которые дал ему Господь. Он не ел хлеба даром, трудясь на разных поприщах к пользе России, занимая несколько высоких постов, и во всех случаях не формально. Окончательное решение ехать в Оптину Великий князь принял после прочтения книги Константина Леонтьева «Отец Климент Зедергольм , иеромонах Оптиной пустыни», вышедшей вторым изданием в Москве в 1882 году. Леонтьев в своей книге живо и с теплым чувством описал Оптину и скит, много и умно рассказал о монашестве, и особенно о старчестве – что это за явление в духовной жизни. |
| «На Капсале, недалеко от келии св. Василия, есть знаменитая колиба, т. е. келия без церкви, в которой препровождал постническую жизнь, более пятидесяти лет, великий и знаменитый ученый муж, славный учитель и сочинитель, великий старец схимонах Никодим Святогорец , который преставился ко Господу около 1819 года. Он сочинил и написал тридцать книг. Но две не обретаются: ибо захвачены папистами в Венеции самые черновые, о чем греки весьма сожалеют и соболезнуют, и много старались исходатайствовать, но не могли; а прочие двадцать восемь напечатаны и выпущены, о чем Восточная Святая Церковь весьма радуется. Содержание книг своих старец Никодим заимствовал от Священного Писания , от всех древних и новых Восточной Церкви учителей; собрал все воедино, изъяснил и предал православным грекам, яко чистую пшеницу; и у всех греков, у мирских и у монахов, и у безмолвников, не увидишь в руках больше книг, как Никодима Святогорца . И никто не может его книг и словес до сытости насладиться: всем достает от его кладезя пити, мирским и монахам, и безмолвникам. Он был великий постник и великий ревнитель по Святой Христовой Восточной Церкви и по древнем благочестии. Многие книги написал против разных еретиков: против Папы Римского, против лютеран и протестантов и против душепагубной Унии. И часто в своих книгах упоминает о православной России и похваляет ее благочестие. У греков в духовных разговорах всегда повторяется имя Никодима Агиоритиса, т. е. Святогорца. Ему были все афонские библиотеки отверсты; и было ему из чего черпать: не имел в книгах недостатка. К тому же, еще имел в себе свыше от Бога данную благодать Святого Духа и дар рассуждения, что явно показывает его глава, источающая благоухание. Только мы, русские, весьма сожалеем о том, что не сподобляемся пить от его медоточных источников. Ибо почти не имеем ни одной книги его на славянском и на русском языке, кроме Афонского сокращенного Патерика, – и то болгары перевели и напечатали в Болгарии» (Часть 2-я, стр. 134–135. Издание 1855 года). |
| Отец Константина Карловича Зедергольма был реформатским суперинтендентом в Москве. У него было еще несколько братьев; один из них был в последней кампании генералом в Закавказской армии и скончался немного ранее отца Климента. Вот что он мне сам говорил. «Семья наша была хорошая и почтенная, но, знаете, сухая, немецкая семья. Протестантство ничем не отталкивало меня, но ничем особенно и не привлекало. Церковная служба наша мне не нравилась. Я испытывал совершенно другое чувство, когда мне случалось бывать в православной церкви. Религиозные потребности мои были сильны, но все, что говорили наши пасторы, мне было не совсем по сердцу; все это не удовлетворяло меня. Пасторов в Москве я знал несколько, и у каждого из них был личный оттенок. Отец мой был очень серьезный человек, с немного рациональным, скептическим оттенком. Это мне очень не нравилось; другой пастор разыгрывал из себя светского человека, третий был сухой фанатик. А вы не можете себе вообразить, как фанатизм на этой холодной протестантской почве непривлекателен... Я еще не был знаком ни с учением, ни с историей Православной Церкви, когда уже меня начинало влечь к ней и когда формы ее уже начинали мне сильно нравиться... Тут явились и побочные влияния, национальные, вовсе не духовные, но и они, по смотрению Божию, косвенно помогли мне приблизиться к истине. Было обстоятельство, которое укрепило во мне желание стать русским. В университете 1 у меня были два друга, два товарища: покойный поэт Б. Н. Алмазов и Тертий Иванович Филиппов, которые вам, и не вам только, а многим известны. С ними мне было очень весело и приятно. Алмазов был юноша привлекательного характера, любил острить и очень смешил. Т. И. Филиппов был тогда белокурый красавец в русском вкусе; он превосходно пел русские песни. Они оба много говорили мне о русском духе, о русской народности, о русской поэзии... Однажды я сказал: «Тертий Иванович, сделай меня русским». – «Для этого прежде всего надо стать православным», – отвечал он. Вот это желание обрусеть косвенно тоже помогло моему обращению. Желание обрусения, симпатия к русским национальным формам славянофильского даже рода, с одной стороны, а с другой – не удовлетворенные протестантством сердечные религиозные потребности – вот пути, которыми меня привел Господь сперва в Церковь , а потом и сюда, в скит». |
| Предисловие «Как ныне святые умножились во всем мире, будет ли так же и при кончине века сего?» спросил некто св. Нифонта Цареградского. Блаженный старец отвечал: «Сын мой, до самого скончания века сего не оскудеют Пророки у Господа Бога, равно как и служители сатаны. Впрочем, прибавил он, в последнее время те, которые поистине будут работать Богу, благополучно скроют себя от людей». Истина этих слов сбывается и в наше время. При общем, для всех видимом и осязательном упадке веры и благочестия, и в наше время было много великих святителей, много достойных иереев, замечательных и даром слова и высокою жизнью, много отшельников и иноков, ревновавших идти путем древних преподобных отцов. Достойно внимания, что таких великих подвижников веры в 19-е столетие, в России было не менее, нежели в другие века, невидимому более, благоприятствовавшие монашеству и даже не знаем, во все ли времена в отечестве нашем жили почти одновременно такие светила монашества, каковы были в наши дни: Серафим Саровский и другие Саровские подвижники, Назарий Валаамский, Феодор Санаксарский , Георгий Задонский , Василий Кишкин, Петр Мичурин, Зосима Верховский и Василиск; схимонахи – Феодор и Клеопа, Макарий Песношский, Макарий Песношский, Иларион Троекуровский, Феофан Новоезерский, Иоанн Сезеновский, Даниил Сибирский, Парфений Киевский , Амфилохий и Иннокентий Ростовские, Александр Арзамазский, Феодор Новоспасский, Лев, Макарий и Моисей Оптинские, Тимон Надеевский, Амфилохий Реконский, Макарий Алтайский , Филарет Глинский , Аникита Ширинский Шихматов; также подвижники более и менее известные пустыней – Белобережской, Площанской, Никифоровской и других, – и весь этот сонм преподобных отцов нашего времени, которых православная Россия хорошо знает, а одна часть нашего общества почти вовсе не знает, и которых жизнь многим из нас послужит тяжким обличением. К числу этих лиц, доказавших своею жизнью, что и в наше время возможно истинное монашество, принадлежит брат покойного Оптинского Архимандрита о. Моисея, о. Игумен Антоний, жизнеописание которого ныне предлагается читателям. Сведения о нем заимствованы: |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 41 голос: 4.3 из 5) 2. Азбука монашеской жизни Счастливы были скитяне тем, что благословил их Господь подвизаться здесь в духовном деле спасения, в покаянии, посте и молитве. Но вот и благочестивые миряне часто так прилеплялись душой к этому святому месту, что оно становилось для них необходимым, – оно роднило их с иноками и между собой – в Боге. Некоторые из таких мирян оставили свои записи, в которых выражено благоговейное любование уже одним видом этого места. Высказывания эти, написанные в разное время, сливаются как бы в духовную поэму, восхваляющую Дом Господень. Они с любовью замечали каждую черточку здешней природы, вместе с тем невольно улавливали дух молитвы и мира, разлитый здесь… Пройдем с ними по дорожке, ведущей из монастыря в Скит, и внимательно рассмотрим Святые врата, устроенные весьма мудро. «Скит построен в самом лесу, очень близко, впрочем, от монастыря, всего минутах в десяти ходьбы, – писал там же К. Н. Леонтьев . – К нему идет усыпанная щебнем дорожка в тени великолепных деревьев. Главная дорожка случайно, или по верному художественному чувству распорядителей, идет не совсем прямо, а чуть заметно уклоняясь в сторону, от этого Скит долго не виден, но потом вдруг из чащи предстают вам скитские ворота. Они имеют вид как бы небольшого храма, с одною белою главой наверху. Самый выбор этих цветов чрезвычайно удачен. Это так тепло и красиво: и летом – в густой зелени леса, и зимой – в снегу, из которого поднимаются суровые ели и сосны… По обеим сторонам дверей, под этими воротами, на стене изображены почти все главные подвижники и учители монашества: Антоний Великий , Нил Сорский , Исаак Сирин и другие. Все с развернутыми свитками, на которых славянские надписи, изречения их. Если кто-нибудь захочет тут остановиться и внимательно подумать при чтении этих свитков, он найдет уже в них всю основную, так сказать, азбуку монашеской жизни. Внутри, со стороны Скита, на этих розовых, как бы мирно-радостных и приветливых воротах изображена икона Знамения Божией Матери. Под иконой есть подпись: “Все упование мое на Тя возлагаю, Матерь Божия! Сохрани мя под кровом Твоим”… Кто, войдя в ворота Скита, обернется, тот непременно прочтет эту подпись, и она на многих действует с особенной силой. Отец Климент (Зедергольм) говорил мне сам, что как только увидал он эти ворота, как вошел в этот просторный, тихий и цветущий Скит и посмотрел на все вокруг себя, так и сказал себе в сердце своем: здесь тебе кончить жизнь». |
|
|
