| На другое утро Иваныч приехал на своей старенькой «Вольво» с братом Сергеем, которого взял подсобником. Сергей – высокий, умный, руки у него пришиты как надо. Он и сам многое умеет, но, как гласит поговорка: «все могут, когда основной рядом». Начали они с установки надежных строительных лесов. Иваныч сказал: – Валер, церковь не пальма, а мы не мартышки, чтобы лазить по ней с киянками в зубах. Любая работа начинается с обустройства и организации рабочего места. Руки у человека должны быть свободны, а ноги – стоять на твердой поверхности, и леса не должны качаться, как клен ты мой опавший, когда по ним ходят. Когда работаешь на высоте, ни один предмет не должен упасть даже случайно. Если я вот сейчас простой саморез уроню с уровня луковицы на скат кровли, он оцинковку может пробить, и придется спускаться, делать ремонт. Любая работа начинается с обустройства и организации рабочего места Деревянную конструкцию Иваныч переделал, конус расширил у основания и удлинил. Шатры перекрыл клеточками из оцинковки, а луковичные главы – медными квадратными чешуйками. Медь, чтобы не позеленела со временем, чем-то протравил, и она потемнела. Так здорово получилось. Луковицы покрыты как бы темно-коричневой металлической броней. А венчают их окрашенные под золото кресты. Размеры квадратиков на луковицы Иваныч брал не произвольно, а посчитал площадь граней, прикинул, как экономнее вырезать. У него очень твердая рука. Такое я видел только в каком-то советском фильме. Прежде, чем что-то делать, Иваныч рисовал объект на куске картона простым карандашом, расчерчивал в клеточку, размышлял. Он брал карандаш и рисовал линию без линейки – и она получалась абсолютно ровная. Идеальный круг Иваныч рисовал одним движением руки, без всяких циркулей. Мне же советовал: – Когда будешь нанимать рабочих крыть алтарь – не бери тех, кто в строительных организациях работал. Они всю жизнь по казенным объектам, материал не экономят, им все равно. А кто по частникам работал – те привыкли, что хозяин за перерасход спросит, и пять раз подумают, как раскроить оцинковку, чтобы отходов поменьше было. |
| Десаль опустил глаза. — Князь ничего про это не пишет, — тихо сказал он. — А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. — Все долго молчали. — Да… да… Ну, Михайла Иваныч, — вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, — расскажи, как ты это хочешь переделать… Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе. Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом. Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец. — Всё хлопочут, — с почтительно-насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. — Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, — понизив голос, сказал Михаил Иваныч, — у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.) — А Алпатыча посылают в Смоленск? — спросила княжна Марья. — Как же-с, уж он давно ждет. III Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти. Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча. |
| – Довольно, ради Бога, довольно! – перебил Петр Иваныч, – терпенья нет! ты рвать хотел: рви же, рви скорей! вот так! Петр Иваныч даже встал с кресел и начал ходить взад и вперед по комнате. – Неужели был век, когда не шутя думали так и проделывали все это? – сказал он. – Неужели все, что пишут о рыцарях и пастушках, не обидная выдумка на них? И как достает охоты расшевеливать и анализировать так подробно эти жалкие струны души человеческой… любовь! придавать всему этому такое значение… Он пожал плечами. – Зачем, дядюшка, уноситься так далеко? – сказал Александр, – я сам чувствую в себе эту силу любви и горжусь ею. Мое несчастие состоит в том только, что я не встретил существа, достойного этой любви и одаренного такою же силой… – Сила любви! – повторил Петр Иваныч, – все равно, если б ты сказал – сила слабости. – Это не по тебе, Петр Иваныч, – заметила Лизавета Александровна, – ты не хочешь верить существованию такой любви и в других… – А ты? неужели ты веришь? – спросил Петр Иваныч, подходя к ней, – да нет, ты шутишь! Он еще ребенок и не знает ни себя, ни других, а тебе было бы стыдно! Неужели ты могла бы уважать мужчину, если б он полюбил так?.. Так ли любят?.. Лизавета Александровна оставила свою работу. – Как же? – спросила она тихо, взяв его за руки и притягивая к себе. Петр Иваныч тихо высвободил свои руки из ее рук и украдкой показал на Александра, который стоял у окна, спиной к ним, и опять начал совершать свое хождение по комнате. – Как! – говорил он, – будто ты не слыхала, как любят!.. – Любят! – повторила она задумчиво и медленно принялась опять за работу. С четверть часа длилось молчание. Петр Иваныч первый прервал его. – Что ты теперь делаешь? – спросил он племянника. – Да… ничего. – Мало. Ну, читаешь, по крайней мере? – Да… – Что же? – Басни Крылова. – Хорошая книга; да не одну же ее? – Теперь одну. Боже мой! какие портреты людей, какая верность! – Ты что-то сердит на людей. Ужели любовь к этой… как ее? сделала тебя таким?.. – О! я и забыл об этой глупости. Недавно я проехал по тем местам, где был так счастлив и так страдал, думал, что воспоминаниями разорву сердце на части. |
| Держа в руках небольшой сачок, Николай шел из-за угла, где находился черный ход, и был также неприятно удивлен, увидев Феногена Иваныча. – А, Феногешка! – тихо сказал он. – Ну-ка, проводи меня до ворот. – Друг…– растерянно бормотал Феноген Иваныч. – Молчи. Там поговорим. Улица в этот час была безлюдна, и оба конца ее терялись в белесоватой дымке медленно и бесшумно падающего снега. Остановившись перед Феногеном Иванычем и прямо в глаза смотря ему своими выпуклыми, блестящими глазами, Николай положил руку ему на плечо и сказал медленно, точно обучая ребенка: – Скажи отцу, что Николай, мол, Александрович велели кланяться и сказать, что они – ушли. – Куда? – Просто – ушли. Прощай. Николай похлопал лакея по плечу и тронулся от него. Но Феноген Иваныч и без слов знал, куда идет Николай, и со всей силой, какая была у него в руках, схватил его: – Не пущу! Бог свят, не пущу! Николай оттолкнул его и удивленно посмотрел. Но Феноген Иваныч сложил молитвенно руки и хнычащим голосом просил: – Николенька! Друг единственный! Плюньте, не ходите. Ну что там? Деньги есть. Три завода. Дома. Акции каждодневно обрезают, – бессмысленно повторял он слова экономки. – Что ты городишь? – нахмурился Николай и быстро зашагал. Но Феноген Иваныч, весь праздничный в своем новом фраке и весь развинченный и словно помятый, бежал за ним, хватал его за руки и молил: – Ну и я! И меня возьмите. Что же, ей-Богу! Голубчик! В разбойники так в разбойники! – И Феноген Иваныч отчаянно махнул рукой, прощаясь с миром честных людей. Николай остановился и молча взглянул на слугу, и в этом взгляде блеснуло что-то до того страшное, холодно-свирепое и отчаянное, что язык Феногена Иваныча онемел и ноги приросли к земле. Высокая фигура Николая серела и уменьшалась, словно тая в серой мгле. Еще минута, и он навсегда скрылся в той темной зловещей дали, откуда неожиданно пришел. И уже ничего живого не виделось в безлюдном пространстве, а Феноген Иваныч все еще стоял и смотрел. Крахмаленный воротник рубашки обмяк и прилип к шее; снежинки медленно таяли на красной похолодевшей лысине и вместе со слезами катились по широкому бритому лицу. Рекомендуем Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 2450 чел. Всего просмотров 67 млн. Всего записей 2584 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета Цвет фона: Цвет текста: Цвет ссылок: Цвет акцентов Цвет полей Фон подложек Заголовки: Текст: Выравнивание: Сбросить настройки |
| Карл Иваныч рассердился, поставил меня на колени, твердил, что это упрямство, кукольная комедия (это было любимое его слово), угрожал линейкой и требовал, чтобы я просил прощенья, тогда как я от слез не мог слова вымолвить; наконец, должно быть, чувствуя свою несправедливость, он ушел в комнату Николая и хлопнул дверью. Из классной слышен был разговор в комнате дядьки. — Ты слышал, Николай, что дети едут в Москву? — сказал Карл Иваныч, входя в комнату. — Как же-с, слышал. Должно быть, Николай хотел встать, потому что Карл Иваныч сказал: «Сиди, Николай!» — и вслед за этим затворил дверь. Я вышел из угла и подошел к двери подслушивать. — Сколько ни делай добра людям, как ни будь привязан, видно, благодарности нельзя ожидать, Николай? — говорил Карл Иваныч с чувством. Николай, сидя у окна за сапожной работой, утвердительно кивнул головой. — Я двенадцать лет живу в этом доме и могу сказать перед Богом, Николай, — продолжал Карл Иваныч, поднимая глаза и табакерку к потолку, — что я их любил и занимался ими больше, чем ежели бы это были мои собственные дети. Ты помнишь, Николай, когда у Володеньки была горячка, помнишь, как я девять дней, не смыкая глаз, сидел у его постели. Да! тогда я был добрый, милый Карл Иваныч, тогда я был нужен; а теперь, — прибавил он, иронически улыбаясь, — теперь дети большие стали: им надо серьезно учиться. Точно они здесь не учатся, Николай? — Как же еще учиться, кажется, — сказал Николай, положив шило и протягивая обеими руками дратвы. — Да, теперь я не нужен стал, меня и надо прогнать; а где обещания? где благодарность? Наталью Николаевну я уважаю и люблю, Николай, — сказал он, прикладывая руку к груди, — да что она?.. ее воля в этом доме все равно, что вот это, — при этом он с выразительным жестом кинул на пол обрезок кожи. — Я знаю, чьи это штуки и отчего я стал не нужен: оттого, что я не льщу и не потакаю во всем, как иные люди. Я привык всегда и перед всеми говорить правду, — сказал он гордо. — Бог с ними! Оттого, что меня не будет, они не разбогатеют, а я, Бог милостив, найду себе кусок хлеба... не так ли, Николай? |
| А Швецова, недавно судившегося за еретичество, сам Духовный Совет не нашел возможным поставить в епископы. Выбрали наконец одного из обретающихся на Дону попов – благочинного Семена Архипова, человека вовсе не начитанного. В пострижении этот Семен Архипов назван Спиридонием, – и его-то поставление совершили в Москве, пользуясь присутствием Пафнутия, Паисия и Герасима. Итак, раскольнический Дон имеет теперь своего епископа. Послужит ли его присутствие на Дону к пользе раскола, увидим в свое время. Но ревнители раскола, разумеется, очень рады появлению нового у них мнимого епископа. Первый из этих ревнителей, известный любитель всяких торжественных раскольнических служб, Арсентий Иваныч Морозов, не давши времени новому «владыке» и приучиться служить по-архиерейски, на пятый день по поставлении, увез его к себе на фабрику в Богородск, где Спиридон с местными попами совершал торжественную службу. По непривычке, он, правда, сбивался в служении; но Арсентий Иваныч службу знает, и где требовалось сам указывал «владыке», что и как ему делать. Коммерсант, во время службы указывающий архиерею, как ему служить! – не правда ли, – интересное зрелище и возможное только у наших старообрядцев! Впрочем, Арсентий Иваныч Морозов только ещё указывает своим архиереям, как служить; а вот Иван Иваныч Шибаев так даже сам исполняет поповские обязанности. Мы говорили уже, что в его доме заново отделана моленная (т.е. домовая церковь ). 7-го сентября, накануне праздника Рождества Богородицы, происходило ее освящение, и за службой, когда положено читать народу поучение святых отец, Шибаев не допустил своего попа Григория исполнить эту прямую его обязанность, а сам вышел на амвон и стал читать, но не поучение святых отец, а проповедь своего сочинения, в которой поучал старообрядцев жить трезвенно и целомудренно. Иван Иваныч Шибаев с церковной кафедры поучающий слушателей целомудрию! – тоже умилительное зрелище!.. Кстати, – мы только что получили письмо миссионера-слепца А. Е. Шашина, в котором говорится также об Арсентие Морозове и его друзьях (но уже не из раскольников). |
| – А что? – вдруг с испугом спросил Александр. – А то, что старуха больна с горя. – Ужели? Боже! Боже! – Неправда! неправда! – сказала Лизавета Александровна и тотчас же побежала к бюро и достала оттуда письмо, которое подала Александру. – Она не больна, но очень тоскует. – Ты балуешь его, Лиза, – сказал Петр Иваныч. – А ты уж не в меру строг. У Александра были такие обстоятельства, которые отвлекали его на время… – Для девчонки забыть мать – славные обстоятельства! – Да полно, ради Бога! – сказала она убедительно и указала на племянника. Александр, прочитав письмо матери, закрыл им себе лицо. – Не мешайте дядюшке, ma tante: пусть он гремит упреками; я заслужил хуже: я чудовище! – говорил он, делая отчаянные гримасы. – Ну, успокойся, Александр! – сказал Петр Иваныч, – таких чудовищ много. Увлекся глупостью и на время забыл о матери – это естественно; любовь к матери – чувство покойное. У ней на свете одно – ты: оттого ей естественно огорчаться. Казнить тебя тут еще не за что; скажу только словами любимого твоего автора: Чем кумушек считать трудиться, Не лучше ль на себя, кума, оборотиться? и быть снисходительным к слабостям других. Это такое правило, без которого ни себе, ни другим житья не будет. Вот и всё. Ну, я пойду уснуть. – Дядюшка! вы сердитесь? – сказал Александр голосом глубокого раскаяния. – С чего ты это взял? Из чего я стану себе портить кровь? и не думал сердиться. Я только хотел разыграть роль медведя в басне «Мартышка и зеркало» . Что, ведь искусно разыграл? Лиза, а? Он мимоходом хотел ее поцеловать, но она увернулась. – Кажется, я в точности исполнил твои приказания, – прибавил Петр Иваныч, – что же ты?.. да: забыл одно… в каком положении твое сердце, Александр? – спросил он. Александр молчал. – А денег не нужно? – спросил опять Петр Иваныч. – Нет, дядюшка… – Никогда не попросит! – сказал Петр Иваныч, затворяя за собою дверь. – Что будет думать обо мне дядюшка? – спросил Александр, помолчав. – То же, что и прежде, – отвечала Лизавета Александровна. – Вы думаете, что он говорил вам все это с сердцем, от души? |
| 08.12.2016 10:36 В Египте неизвестный бросил бомбу в переполненную коптскую церковь 02.12.2016 12:29 В Египте мусульмане разгромили христианский общинный центр 23.09.2015 17:10 Монастырь святой Екатерины на Синае находится в трудном положении 15.05.2015 13:34 В Египте продолжаются похищения коптов 22.04.2015 12:57 " Коммерсантъ " Двадцать лет за попытку шариата 17.03.2015 12:02 В Египте к смертной казни приговорен духовный наставник «Братьев-мусульман» 12.11.2014 16:58 " Патриархия.Ру " Интервью Патриарха Кирилла египетскому телеканалу Al Hayat TV 27.10.2014 16:15 Монастырь св. Екатерины на Синае опровергает сообщения о нападениях 16.10.2014 12:44 Бедуины Синая напали на монастырь святой Екатерины и обложили его данью - СМИ 26.09.2014 17:55 Благовест-инфо Еще один копт похищен и убит в Египте 11.08.2014 13:52 Состоялась встреча президента Египта с христианскими лидерами страны 22.07.2014 17:06 В Египте рассматривается законопроект об упрощении процедуры строительства церквей 02.07.2014 11:40 «Братья-мусульмане» призывали сторонников принять участие в «народном восстании 3 июля» 28.04.2014 15:12 Суд в Египте приговорил к смерти более 680 исламистов 26.02.2014 15:12 В Египте предотвращены теракты в монастыре Святой Екатерины 20.02.2014 19:06 В Египте вырезана семья сирийских христиан 18.02.2014 23:25 СМИ: боевики в Египте потребовали, чтобы иностранные туристы покинули страну до 20 февраля 18.02.2014 15:51 " Известия " Подрыв автобуса на Синае — повод для аль-Сиси навести порядок 17.02.2014 14:19 Египет: теракт в автобусе с корейскими христианами мог совершить смертник 05.02.2014 15:29 Египетские копты эмигрируют в Грузию 29.01.2014 04:15 Благовест-инфо Египет: убит полицейский, охранявший коптскую церковь 23.01.2014 01:55 Благовест-инфо Египет: епископы рады итогам референдума по новой конституции 07.01.2014 20:11 Благовест-инфо Египет: накануне Рождества глава государства посетил коптского Патриарха 10.12.2013 14:56 Папа Франциск и глава коптов-католиков вознесли молитву о мире на Ближнем Востоке |
| – Но ведь вы любите же вашу жену?.. – Да, конечно. Я очень к ней привык, но это не мешает мне делать свое дело. Ну, прощай же, приходи. Александр сидел смущенный, угрюмый. К нему подкрался Евсей с сапогом, в который опустил руку. – Извольте-ка посмотреть, сударь, – сказал он умильно, – какая вакса-то: вычистишь, словно зеркало, а всего четвертак стоит. Александр очнулся, посмотрел машинально на сапог, потом на Евсея. – Пошел вон! – сказал он, – ты дурак! – В деревню бы послать… – начал опять Евсей. – Пошел, говорю тебе, пошел! – закричал Александр, почти плача, – ты измучил меня, ты своими сапогами сведешь меня в могилу… ты… варвар! Евсей проворно убрался в переднюю. IV – Отчего это Александр не ходит к нам? я его месяца три не видал, – спросил однажды Петр Иваныч у жены, воротясь откуда-то домой. – Я уж потеряла надежду когда-нибудь увидеться с ним, – отвечала она. – Да что с ним. Опять влюблен, что ли? – Не знаю. – Он здоров? – Здоров. – Напиши, пожалуйста, к нему, мне нужно поговорить с ним. У них опять перемены в службе, а он, я думаю, и не знает. Не понимаю, что за беспечность. – Я уж десять раз писала, звала. Он говорит, что некогда, а сам играет с какими-то чудаками в шашки или удит рыбу. Поди ты лучше сам: ты бы узнал, что с ним. – Нет, не хочется. Послать человека. – Александр не пойдет. – Попробуем. Послали. Человек вскоре воротился. – Ну что, он дома? – спросил Петр Иваныч. – Домас. Кланяться приказали. – Что он делает? – Лежат на диване. – Как, об эту пору? – Они, слышь, всегда лежат. – Да что ж он, спит? – Никак нетс. Я сам сначала думал, что почивают, да глазки-то у них открыты: на потолок изволят смотреть. Петр Иваныч пожал плечами. – Он придет сюда? – спросил он. – Никак нетс. «Кланяйся, говорит, доложи дяденьке, чтоб извинили: не так, дескать, здоров»; и вам, сударыня, кланяться приказали. – Что еще там с ним? Это удивительно, право! Ведь уродится же этакой! Не вели откладывать кареты. Нечего делать, съезжу. Но уж, право, в последний раз. И Петр Иваныч застал Александра на диване. Он при входе дяди привстал и сел. |
| Он облокотился на стол, закрыл голову руками и громко зарыдал… Петр Иваныч растерялся. Он прошелся раза два по комнате, потом остановился против Александра и почесал голову, не зная, что начать. – Выпей вина, Александр, – сказал Петр Иваныч сколько мог понежнее, – может быть – того… Александр – ничего, только плечи и голова его судорожно подергивались; он все рыдал. Петр Иваныч нахмурился, махнул рукой и вышел из комнаты. – Что мне делать с Александром? – сказал он жене. – Он там у меня разревелся и меня выгнал; я совсем измучился с ним. – А ты так его и оставил? – спросила она, – бедный! Пусти меня, я пойду к нему. – Да ничего не сделаешь: это уж такая натура. Весь в тетку: та такая же плакса. Я уж немало убеждал его. – Только убеждал? – И убедил: он согласился со мной. – О, я не сомневаюсь: ты очень умен и… хитер! – прибавила она. – Слава Богу, если так: тут, кажется, все, что нужно. – Кажется, все, а он плачет. – Я не виноват, я сделал все, чтоб утешить его. – Что ж ты сделал? – Мало ли? И говорил битый час… даже в горле пересохло… всю теорию любви точно на ладони так и выложил, и денег предлагал… и ужином – и вином старался… – А он все плачет? – Так и ревет! под конец еще пуще. – Удивительно! Пусти меня: я попробую, а ты пока обдумай свою новую методу… – Что, что? Но она, как тень, скользнула из комнаты. Александр все еще сидел, опершись головой на руки. Кто-то дотронулся до его плеча. Он поднял голову: перед ним молодая, прекрасная женщина, в пеньюаре, в чепчике à la Finoise . – Ma tante! – сказал он. Она села подле него, поглядела на него пристально, как только умеют глядеть иногда женщины, потом тихо отерла ему платком глаза и поцеловала в лоб, а он прильнул губами к ее руке. Долго говорили они. Через час он вышел задумчив, но с улыбкой и уснул в первый раз покойно после многих бессонных ночей. Она воротилась в спальню с заплаканными глазами. Петр Иваныч давным-давно храпел. Часть вторая I Прошло с год после описанных в последней главе первой части сцен и происшествий. |
|
|
