| II. Поучения на св. Четыредесятницу Профессора Е. В. Петухова Поучения на св. Четыредесятницу Покойный ректор Московской Духовной Академии и проф. А. В. Горский в 1858 г. в XVII ч. «Прибавл. к Твор. Св. Отц.» (стр. 49–64) напечатал два слова из «слов на св. Четыредесятницу», именно на воскресные дни первой и второй недели поста – с переводом на современный язык. Издание это сделано им по двум спискам исх. XIV в. Тр.-Серг. Лавры, именно Сборнику 10 (по нын. катал. 9) и «Златой Цепи» (ныне 11); ему предпослано обстоятельное введение под заглавием «О древних словах на св. Четыредесятницу», где Горский 1) указал на целый ряд этих слов, начиная с недели мытаря и фарисея и кончая 5-й неделей поста, 2) высказался за не-греческое их происхождение и притом отнес составление их к самому раннему времени христианского просвещения у славян и 3) усмотрел некоторые заимствования неизвестного автора этих слов из творений отцов Восточной Церкви. Почти все эти поучения, как впоследствии (в 1862 г.) указал и сам Горский, 344 вошли в печатный (Почаев, 1795 г.) «Златоуст» (под таким именем известен был особый тип сборников в рукописной и потом печатной литературе русской, так как большая часть помещавшихся в нем поучений приписывалась Иоанну Златоусту ), носящий следующее заглавие: « Книга глма Златоустъ, в ненже вско бжественнаго истолковано стымъ великимъ Златостомъ и стыми цы». Здесь на лл. 1, 3, 11, 19, 38, 60 об., 108 об., 138 об. напечатаны поучения на воскресные дни недель: мытаря и фарисея, о блудном сыне, мясопустной, сыропустной, 1-й поста, 2-й, 4-й и 5-й, с некоторыми, иногда значительными, сравнительно со списком Тр.-Серг. Лавры 9 изменениями, но все-таки именно те, которые находятся в этом, указанном Горским, списке. На л. 81 об. этого печатного «Златоуста» находится поучение на неделю 3-ю поста (нач.:, глахъ вамъ и нн плача глю вразхъ крта хртова...»); это уже не то слово, которое находится на соответствующем месте в Сборнике 9. Кроме того, одно из ряда слов на Четыредесятницу, указанного Горским, именно слово в неделю о блудном сыне, вошло в печать ранее упомянутого почаевского «Златоуста» – в сборник особого состава, напечатанный много раз (напр. М. 1647, Почаев 1787, М. 1802) под заглавием: « Книга глема Соборникъ», где оно усвоено Григорию, папе римскому . |
| Предисловие Историческая Хрестоматия Церковнославянского и Древнерусского языков имеет двоякое назначение: во-первых, служит руководством к изучению этих языков, и, во вторых, предлагает образцы для древнего периода истории нашей словесности. В первом отношении эта Хрестоматия состоит в связи с Опытом Исторической Грамматики Русского языка, во втором с Историей Русской Литературы г. Галахова, принятой в число учебных руководств для Военно-учебных Заведений. Хрестоматия расположена в хронологическом порядке самых рукописей, а не сочинений. Таким образом, напр. Летопись Нестора (XI—XII в.) отнесена к XIV столетию, по Лаврентьевскому списку, писанному в 1377 году; Русская Правда — к XIII в., по Синодальному списку Кормчей 1282 года; сочинения XII века: Слова и Сказания Кирилла Туровского — к XIII и XIV вв.; Хождение Игумена Даниила, Слово о Данииле Заточнике, Слово о Полку Игореве — к XV в. Принятая в Хрестоматии система оказалась необходимой для изучения языка, а вместе с тем и удобной в размещении множества таких статей, которые относительно времени своего первоначального происхождения еще нс определены: таковы например: слова русского сочинения в Златой Цепи (XVI в.), Слово Христолюбца в Паисиевском сборнике (XIV в.) и в той же Златой Цепи. Еще удобнее оказалась эта система для таких сочинений, которые составлялись и видоизменялись в течении столетий, как напр., Русская Правда. Тоже правило принято в помещении рукописей, дошедших до нас в позднейших списках. Так рукопись Упиря Лихого, 1047 г., помещена в списке Библии 1499 г. Хрестоматия делится на два отделения. Первое содержит чтения из Священного Писания и Богослужебных книг, начиная с древнейших письменных памятников до исправленного текста Библии. Второе отделение содержит все остальные произведения Церковно-Славянской и Древне-Русской литературы. Тексты, взятые прямо из рукописей, напечатаны с удержанием всех особенностей древнего правописания; взятые же из печатных изданий напечатаны так, как были изданы. Кто затруднится чтением первых текстов, может обратиться сначала к последним, в которых уничтожены сокращения и постановлены знаки препинания. Для чтения же текстов из древнейших рукописей Св. Писания служит пособием, приложенный в конце первого отделения, исправленный текст большей части, взятых из рукописей, текстов. |
| 2008. 1. С. 3–21; Духанина А. В.«Преложение грамотам»: отрывок из Жития Стефана Пермского в составе «Златой цепи»//Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2021. 4 (86). С. 131–153; Духанина А. В. Житие Стефана Пермского в составе печатного Пролога//Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2019. 1 (75). С. 36–40; Духанина А. В., Карбасова Т. Б, Башнин Н. В.Агиографический сборник 70-х годов XV в. СПбИИ РАН. Кол. Н. П. Лихачева. 161: история создания// Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2020. 3. С. 143–169; Духанина А. В., Карбасова Т. Б, Башнин Н. В.Агиографический сборник 70-х годов XV в. СПбИИ РАН. Кол. Н. П. Лихачева. 161 – «Толстый соборник» Кирилло-Белозерского монастыря// Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2020. 4. С. 131–144. Глазьев В. Н. Епископ Митрофан Воронежский: к истории отношений светской и духовных властей в конце XVII — начале XVIII века//Церковь и ее деятели в истории России: сборник статей. Воронеж, 1993. С. 71–81; Святитель Митрофан Воронежский: К 300-летию памяти первого Воронежского епископа: Библиографический указатель/Сост. М. А. Прыткова. Воронеж, 2003. Маркелов А. Архиерейская дорожка: Материалы к жизнеописанию святителя Ионы (Баранова), архиепископа Вятского и Великопермского. Киров, 2005; Завойская Н. Е. Александр, епископ Вятский: Материалы к биографии. Вятка, 2008; Завойская Н. Е. К биографии вятского архиепископа Ионы//Вестник церковной истории. 2009. 3/4(15/16). С. 206–226; Дилигул Е. С., Поляков И. А.Келейный сборник тихвинского архимандрита Ионы (Баранова) как памятник монастырской книжности XVII в.//Гуманитарные науки в Сибири. 2019. Т. 26. 1. С. 40–44. Булатов В. Н. Архиепископ Афанасий Холмогорский: муж слова и разума. Архангельск, 2014. Мазуров А. Б. Епископы Коломны середины XIV — начала XV в.//Церковная археология. Вып. 4: Материалы 2-й Всероссийской церковно-археологической конференции. СПб., 1998. С. 185–189; Кулемзин С., свящ. Коломенские епископы XVII в.//Московские епархиальные ведомости. 2012. 7/8. С. 148–159. Питерский С. Рязанские митрополиты и Рязанская митрополия//Рязанский богословский вестник. |
| Из сборников с названием «З. ц.», возникших на древнерусской почве (в южнослав. традиции не зафиксированы), в наст. время известны 2 типа, к-рые, за исключением заглавия, не обнаруживают между собой заметного генетического либо типологического сходства. Первый тип («З. ц.»-1) представляет собой сборник кратких поучений, в начальной части без календарной приуроченности (в известном смысле близкий к Измарагду и к не имеющему собственного названия новгородскому учительному сборнику сер. XIV в.- ГИМ. Хлуд. 30Д), а в заключительной части (Слова 42-52) приуроченный к триодному циклу (что дает основание рассматривать эти Слова в качестве варианта триодного Торжественника). «З. ц.»-1 известна в 2 полных списках: РГБ. Троиц. 11, кон. XIV - нач. XV в. (СКСРК, XIV. 335. С. 487-492), и НГОМЗ. НГ-30056/390, XVI в., неск. отличающихся друг от друга расположением и количеством статей (соответственно 52 и 46). Известен ряд выписок в сборниках XVI-XVII вв. и в позднейших старообрядческих с заглавием «От Златой цепи (чепи)» (ГИМ. Син. 818, 1-я треть XVII в.; РГБ. Унд. 1421, XVII в.; РНБ. Солов. 944/1054, сер. XVII в., и др.); старшая в сборнике сер. XVI в. (ГАЯО. 420) включает начальные Слова «З. ц.»-1. Нижняя граница времени создания «З. ц.»-1 определяется наличием в ее составе сочинений рус. авторов 2-й пол. XIII в.- Матфея , еп. Сарайского, и свт. Серапиона, еп. Владимирского. Особенностью «З. ц.»-1 как учительного сборника является большое число слав. и собственно рус. сочинений: авторских (Космы Пресвитера, свт. Кирилла, еп. Туровского), анонимных (они, по-видимому, имеют рус. происхождение и принадлежат, вероятно, прп. Феодосию Печерскому («Слово святых отец о пьянстве»), митр. Кириллу II или Кириллу , еп. Ростовскому («Слово и поучение к попам»)), псевдоэпиграфических (в частности, «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере»), а также апокрифов. Гораздо более широкое распространение в рус. книжности XV-XIX вв. получил др. сборник с тем же названием («З. ц.»-2), представленный десятками списков, к-рые можно условно разделить на 3 группы; внутри групп выявлены разные тексты, не вполне точно называемые редакциями ( Крутова. |
| Когда жив был Князь, ты делил с ним трапезу, принимал от него дары. А теперь осуждаешь мертвеца, прежде суда Божия.» Не известна причина поступка Игнатиева; но видно, что он поступил не без основания. За него вступился племянник Глебов Князь Ростовский Димитрий Борисович, и Игнатий не лишился своего места до блаженной кончины своей 20 . Во время сего объезда, быв в Переяславле Залесском, Митрополит Кирилл скончался 9-го Декабря 1280 года. Тело его сперва препроводили во Владимир, потом в Киев, и там положили в соборном храме. Вот немногие сведения о долговременных и благотворных трудах сего Иерарха на пользу Церкви Российской. Восстановить разрушенное опустошителями, умиротворить враждующих, соблюсти вверенное ему стадо от влияния Римского, исправить вкравшиеся беспорядки в жизни духовенства и паствы, утвердить управление Церкви на правилах св. Соборов и Отцев: вот к чему постоянно стремился мудрый Архипастырь! Ему содействовали благочестивые Князья Русские, особенно Св. Александр Невский, которого сам он назвал солнцем земли Русской, и Пастыри Церкви Российской, как-то Кирилл Епископ Ростовский, преемник его Св. Игнатий, Серапион Владимирский и др. Сему Митрополиту Кириллу приписывают известное но рукописям поучение попом 21 . Между рукописями Румянцевского Музеума оно встречается в четырех списках; в Кормчей под N CCXXXI с именем Кирилла, но ранее правил Кирилла Митрополита, постановленных на Соборе Владимирском, в Кормчих под N CCXXXIII и CCXXXIV без имени Кирилла, непосредственно за правилами Собора; в Кормчей под N CCXXXVIII с именем Кирилла и после Собора, но не непосредственно. Поучение сие находится и в той рукописи, откуда взяты помещенные прежде Слова Серапиона, Еп. Владимирского 22 , также в двух списках Кормчей, принадлежащие Лаврской библиотеке. Но нигде не показано имя Кирилла. В Златой Цепи поучение надписывается как слово и поучение к попом; в Кормчих поучение Епископле к Иереом, и притом в Кормчих несколькими статьями ниже правил Собора. В самом поучении речь идет от лица Епископа к священникам его паствы. |
| Слова на воскресные дни Четыредесятницы с неделями к ней приготовительными существовали не только в составе «Златоустов», но еще и отдельною группой. В последнем виде они заносились в разного рода сборники очень рано. Уже Горский, кроме Сборника Тр.-Серг. Лавры 9, отметил эти поучения в «Златой Цепи», сборнике исх. XIV Тр.-Серг. Лавры 11, где на лл. 102–119 об. имеются слова на воскресные дни четырех приготовительных недель к великому посту и самого поста. В сборнике Царск. 361 (также XIV в.), на лл. 192–209 и 215–217 об., находятся эти же поучения, предшествуемые и сопровождаемые, как и в «Златой Цепи», статьями, совершенно не входящими в состав обыкновенных «Златоустов». Надо полагать, что они тут рассматривались и читались (дома, а не в церкви) как группа поучений отдельная и самостоятельная. Кроме того, во многих рукописях с XVI по XVII ст. встречаются эти слова и в разбитом виде, т. е. отделенные одно от другого какими-нибудь другими статьями; тут слова на Четыредесятницу уже теряют свою цельность как особой группы и служат лишь расчлененными и самостоятельными (каждое поучение в отдельности) элементами для сборников с особыми (и притом разнообразными) планами или даже и без всякого плана. 379 Но что поучения на Четыредесятницу сохранились до XVII в. в виде цельной и самостоятельной группы, на это указывает, между прочим, один Сборник XVII в. Б-ки Моск. Синод. Типографии 1475 (444); одну из самостоятельных частей этого сборника, сшитого из нескольких рукописей, составляет отдельная тетрадка (по общему счету лл. 308–338), заключающая в себе именно слова на Четыредесятницу. Из этого ясно, что Горский отчасти был вправе рассматривать поучения на Четыредесятницу как отдельную и самостоятельную группу. Этот прием его, б. м., случайный, повлиял на немногих из последующих ученых, касавшихся упомянутого ряда поучений; все они рассматривают эти поучения так же независимо от «Златоустов», как и Горский: по крайней мере, они не высказываются об отношении этих слов к «Златоусту», имея на это иногда самый определенный повод. |
| Оттого, при всем богатстве обличений пьянства, оно не искоренилось в течение 700 лет, а в XIV–XV веке, времени общественных нестроений, невежества и суеверия, еще более усилилось. По причине некоторой близости древних веков к нашему веку сила укорененного пьянства сказывается в народе доселе. В этом отделе обличительной проповеди встречается характерная черта предков, вполне выражающая их противоположные стремления, аскетические и чувственные. Например, начиная всякое дело молитвою, они освящали каждый стакан вина пением тропаря, чтобы побольше выпить и не подвергнуться за это осуждению. Впрочем, этот обычай существовал в глубокой древности, и кажется перешел к нам из Болгарии. Здесь же встречаем и другую черту, выражающую аскетический нрав предков. Вместе с питием они освящали и пищу молитвою, богомыслием и молчанием. По внушению аскетов-проповедников этот монастырский обычай глубоко укоренился в народе. Народ доселе смотрит на обед, как на священный обряд. В домах благочестивых людей, как и в монастырях, считается неприличным и греховным говорить за обедом, особенно громко и много. Вообще, на Руси принятие пищи, в начале и конце, сопровождается молитвою. Подобный взгляд относительно пищи выражен и в «Домострое», инструкции древней жизни русской. «Когда едят с благодарением, молчанием и духовною беседою, тогда невидимо предстоят ангелы, записывают добрые дела, пища и питие бывают в сладость». Кстати заметить, что гигиена предписывает обедающим иные условия: говорливость, смех и веселие, что и наблюдается в цивилизованных обществах; а в домах царей и вельмож для этой цели издавна употреблялись шуты, музыка и разные забавы. Серьезность, сосредоточенность мысли и заботы мешают питанию. Из поучений, преимущественно обличающих пьянство, кроме исчисленных нами, известны следующие: четыре слова, помещенные в Златой Цепи: слово о постах: Великом, Петрове и Филиппове (об Успенском еще не было слуху). Слово о посте, приписанное Василию Вел., обличает обычай петь тропари при употреблении вина. |
| Очарование произведений Шергина усиливается ещё и тем, что он не знал разлада между историей и современностью. «То, что было «единым на потребу» для «святой Руси», есть и нам «едино на потребу, – писал он. – Физическому зрению всё примелькалось, а душевные очи видят светлость Руси. И уж нет для меня прошлого и настоящего». Трудной была судьба писателя. Все военные годы он живёт в Москве, а тяготы и скудость той поры известны. Но у Шергина они помножились ещё на какое-то детское неумение «доставать» самые элементарные блага. Все его заработки – «концертишки», он относил к букинистам книги – самое драгоценное, что можно продать за хлеб и картошку. Постоянно выступал в госпиталях. Ему только пятьдесят, а уже гаснет зрение. Его мало печатают. После выхода довоенной книги «У песенных рек» лишь в 1947 году выйдет в свет очередная – «Поморщина-корабельщина». И снова он «замолчит» на десять лет. «С точки зрения мира сего, – запишет в дневнике, – я из тех людей, каких называют несчастными. Но «сердце моё ларец, и положена в него радость». И Борис Викторович, характер-то поморский, на судьбу не ропщет. А заслуженное признание, хоть и несколько запоздалое, придёт-таки к Шергину с выходом книг «Океан – море русское» и «Запечатлённая слава», герои которых по-прежнему равняются на кодекс чести «северного русского народа», сложившийся за время покорения Ледовитого моря-океана. Жизнь свою Борис Шергин назвал «златой цепью». Первое её звено – младенчество, последнее – старость. Концы этой цепи соединяются, получается вечность. При этом называет он их так условно: «Я говорю о переживаниях тех или других лет моей жизни, которые явились знаком, знаменьем, залогом. Истинная мудрость должна об этом знать, истинная философия должна об этом сказать. Только достойно надо конец-то жизни-кольца, из того же из чистого злата, каким было младенчество, ковать. А то и не соединятся концы-то для вечности-бесконечности». Жизнь писателя Шергина ковалась достойно. Выпавшие на его долю испытания не ожесточили сердца. А творчество поднялось вдохновенным словом о радости. «В книгах моих, – признавался писатель, – нет «ума холодных наблюдений», редки «горестные заметы», скромному творчеству моему свойственно «сердечное веселье». |
| Те общие законы Евангелия, о которых сказано было прежде, эти люди приняли как первейшие принципы своей философии и изучали их днем и ночью. А затем из тех добродетелей, что в краткой форме даются в этих законах, они извлекли более частные их случаи. Они прошли через многие искушения, как от людей, так и от бесов. Они были измождены воздержанием тела и другими страданиями, и после множества трудных подвигов они достигли всех добродетелей и овладели их опытным знанием. Тогда–то они внесли важное прибавление к Евангелию — по крайней мере, для тех, кто достаточно смыслит в этом, — и щедро распорядились собственным выбором, не только исполнив заповедь, но и став выше ее. И, конечно, они вернули Владыке Его серебро с прибылью добродетелей и чрез эти добродетели прославили Бога, в чем, как мы уже сказали, и была с самого начала воля Божия. А потом в своих сочинениях, исполненных опытного знания добродетелей, они передали его и нам, как Добрым менялам. И все это — для того, чтобы мы взяли с них пример и тоже подвиглись, насколько хватит сил, к совершенствованию в добродетелях. Я все поясню наиболее доступным примером. Те, кто занимается естественными науками, устанавливают свойства тел при помощи сотен приспособлений, в бесчисленном множестве экспериментов и химических анализов, многолетними и разнообразными опытами. Точно так же и эти люди: в сотнях испытаний и практических опытов, на протяжении долгих лет (а бывало, что одно–единственное слово они исследовали по пятидесяти лет) и, конечно же, водительством просвещающего Духа они открывали глубины нравственной философии. Каждую из добродетелей они очистили от излишеств и недостатков и потому сугубо учат о четырех родах бесстрастия: о послушании, ведущем к совершенству, о смирении, исполненном добродетели, о всепросвещающем рассуждении, о гостеприимстве, приносящем радость, о богоподобном сострадании, о душеспасительном милосердии, о непрестанной молитве, об уничиженном покаянии, о правдивой исповеди, о безупречной совести, о божественной любви и о прочих звеньях златой цепи добродетелей. |
| Это видно из того, что в Паисьевском Сборнике нет статей возвышенного отвлеченно-богословского и философского содержания, как в Изборнике Святослава 1073 года, нет и статей исключительно монашески-аскетического характера, в роде тех, которые помещались в столь распространенных в нашей древней письменности Сборниках, известных под названием «Старчество». Напротив, по своему составу он напоминает другой Святославов Сборник 1076 г. и имеет даже общие с ним статьи. Как и этот последний, Паисьевский Сборник, судя по его составу, назначался для «книжного научения» истинам веры и благочестия грамотных людей из мирян, на что указывает и самая надпись на листах Сборника (хотя, может быть, и не современная его составителю или русскому переписчику), а эта надпись, помеченная 1412 годом, гласит, что книга принадлежит «князю Стефану Васильевичу Комрину» (с 8 стр. и далее), и другая, еще более полная подпись, указывающая, что это «книга Петрова Матвеева сына» (стр. 62 и 63). Соответственно такому назначению, в Сборник и вошли статьи, по преимуществу, религиозно-практического характера, касающиеся внешнего поведения человека, живущего в миру, и излагающие основные и самые элементарные истины христианского нравоучения и благоповедения соответственно невысокому уровню религиозного образования тех, для кого они назначены. 2 Такую же цель имел в виду и составитель Святославова Изборника 1076 года, и в этом отношении он послужил прототипом как для Паисьевского, так и для других подобных Сборников. В числе этих последних, самое видное место занимает «Измарагд», древнейший список которого, как и другого однородного Сборника – «Златой Цепи», – относится к XIV в. О греческих прототипах, наиболее близких с этим сборникам или даже их оригиналах, пока ничего неизвестно. Но отличительную и важную особенность их составляет то, что (особенно первого из них), в противоположность Прологу, составленному ближайшим образом для церковного чтения и употребления, – назначались они для чтения и научения вне-церковного в собственном значении это слова (хотя в них помещались и некоторые поучения из Пролога) и служили таким образом как бы продолжением и восполнением славяно-русского церковно-учительного Пролога, издание которого начато нами во втором выпуске «Памятников». |
|
|
