| Е.Б. Громова Глава 4. Отражение русской истории в иконографии верхнего ряда клейм Акафиста иконы Успенского собора § 1 . Сюжеты, представляющие поклонение иконе Богоматери Одигитрии, и их зависимость от литературных источников Наиболее характерными и запоминающимися сценами балканских и греческих циклов Акафиста являются композиции, представляющие поклонение иконе Богоматери Одигитрии, которые, как мы выяснили в главе 2, изображают константинопольскую процессию в храме монастыря Одигон, происходившую по вторникам. Сюжетные отличия таких сцен балканской традиции от греческой заключаются в основном в том, что их часто превращают в ктиторские композиции (Дечаны) или заменяют реалии константинопольские на местные (Марков монастырь) для усиления достоверности донаторских портретов. Это, в частности, показывает, что теснейшая связь сюжета с текстами синаксарей Постной Триоди, поясняющими смысл происходящего поклонения в константинопольской традиции иконографии гимна, в сербских и болгарских циклах ослабевает. Очевидно, по этой причине в балканской иконографии Акафиста не существует иллюстраций вводной строфы – прооймиона, 118 смысл которой становится понятен только в связи с историей гимна, изложенной в синаксаре. Исключение составляет столичная рукопись Син. греч. 429, а также, возможно, аналогичная сцена была в Мистре среди плохо сохранившихся композиций апсиды галереи, где находятся фрески с циклом Акафиста. 119 На иконе Успенского собора, в нижних боковых клеймах у средника, помещены две композиции, представляющие сцены поклонения иконе Богоматери Одигитрии, которые соответствуют текстам первой и последней строф гимна; но если иллюстрация строфы ω, подобно всем известным нам сценам Акафистов византийского ареала, изображает константинопольскую литию, то сюжет кондака «Взбранной воеводе...», хотя формально и схож с многочисленными литургическими сценами вынесения прославленной константинопольской святыни, должен быть интерпретирован иначе. Обе эти сцены не являются ктиторскими композициями, а скорее напротив, подчеркнуто реалистично передают поклонение толпы людей, городское зрелище, акцентируя внимание на жанровых моментах происходящего, таких, например, как экспрессивные жесты удивленных паломников, видящих человека, несущего на плечах очень тяжелую икону; два диакона, взмахнувшие кадильницами, цепи которых почти скрестились в полете; диаконы с рипидами и священник с кацеей, употребляв- шейся в XIV в. специально для каждения икон; точность передачи костюмов пестрой столичной толпы, в которой и греки в высоких шапках, уже знакомых нам по другим изображениям в гимнографических иллюстрациях, и итальянцы в шляпах с полями; пальмы, отмечающие место действия вне храма, и др. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АЛАПА [лат. alapa- пощечина, заушение], в богослужении римского обряда - легкий удар по щеке при совершении конфирмации (см. также Миропомазание , Жесты литургические ). В Вульгате этим словом передается греч. πισμα; в НЗ встречается только в повествовании о Страстях Христовых (Ин 18. 22; 19. 3; Мк 14. 65). А. как символический жест при изменении общественного статуса человека была известна еще в Римской империи, когда в результате тяжбы раба с хозяином в присутствии претора или др. магистрата раба отпускали на волю (manumissio iusta). Смысл этого жеста истолковывался по-разному: оберег от завистливого глаза, предостережение от заносчивости в новом положении, «запечатление» важнейшего момента в жизни освобожденного от рабства, символическое напоминание об унижениях, к-рые он мог испытывать прежде и от к-рых теперь избавлялся (Nisbet). Этот рим. обычай нашел отражение в античной лит-ре: у Федра (Басни. II 5: Цезарь и служитель), Петрония (Сатирикон. 38. 10), Сидония Аполлинария (К Анфиму. II 456) и др. Сходство с античной имела А. при посвящении в рыцари (ударом руки по шее или щеке, либо клинка плашмя по плечу), трактовавшаяся сначала как дарование сеньором свободы своему слуге, затем как испытание смирения рыцаря перед сеньором. Первое свидетельство о церковной А. относится к кон. XIII в.: в Понтификале Вильгельма Дуранда, еп. Менде, описано, как епископ, помазав конфирмируемого, дает ему легкую пощечину со словами «Pax tecum» (Мир тебе.- Lodi. Enchiridion. P. 1668). Позднее этот обычай был перенесен и в «Pontificale Romanum». Ш. Дюканж связывал ее происхождение с рыцарской А. Соглашаясь с ним, Дж. Дэвис полагал, что она могла также послужить заменой лобзанию мира , дававшемуся новопросвещенному епископом (Davies). Вслед за И. Хервегеном Г. Кречмар возводил А. к обряду инициации у германцев (Herwegen; Kretschmar; эта т. зр. в наст. время считается наиболее вероятной. В Балтиморском катехизисе 1921 г. А. интерпретировалась как напоминание о том, что конфирмируемый должен быть готов претерпеть за Христа все, вплоть до смерти (Ч. 3. Вопрос 689). Эта готовность в вероучительных документах католич. Церкви трактуется как один из главных плодов совершаемого таинства (Thom. Aquin. Sum. th. III 63. 2; Догматическая конституция Ватиканского II Собора «Lumen gentium» , § 11; Катехизис Католической Церкви. Ч. 2. Разд. 2. Гл. 1). Однако в ходе реформы католич. богослужения в 70-х гг. XX в. (см. Novus ordo ) в новом издании текста чина конфирмации (Ordo confirmationis. 1971) указание о совершении А. опущено. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ОРДИНАРИЙ МЕССЫ [Лат. Ordinarium missae]: 1) подробное изложение чинопоследования мессы римского обряда (аналог диатаксиса в правосл. традиции); 2) в узком смысле - 5 неизменяемых в отличие от проприя мессы песнопений: Kyrie , «Gloria in excelsis Deo», Credo (см. ст. Символ веры ), Sanctus (см. в ст. Канон мессы ), Agnus Dei (иногда к ним добавляют заключительные благословения - Ite, missa est и Benedicamus Domino, а также 2 антифона - Asperges и Vidi acquam при окроплении святой водой в начальной части мессы). Хотя описания порядка молитв и обрядовых действий, составляющих евхаристическое богослужение, были известны еще в эпоху ранней Церкви (см. в ст. Евхаристия ), исследователи, опираясь на разные источники (преимущественно Ordines Romani ), реконструируют римский О. м. лишь на уровне кон. VII в. (т. н. Апостольское предание III-IV вв., относящееся к литургико-каноническим памятникам , в наст. время исключено из числа надежных свидетельств древнего римского богослужения, см. также в ст. Ипполит Римский ). Как отдельный связный текст О. м. появляется впервые в рукописях Григория Сакраментария IX в. (в Hadrianum и, в более полном варианте, в его тридентской редакции). Однако принято считать, что О. м. в период до появления Миссала переписывали чаще, не включая его в состав Сакраментариев, а в виде отдельного буклета (libelli) (см.: Leroquais. 1927). Известно неск. вариантов О. м. в источниках кон. X-XI в. ( Pierce. 1997). Чаще всего его текст располагался перед службой Пасхи. Типология О. м. была предложена Б. Лёйксом ( Luykx. 1961). К 1-й группе относятся самые ранние тексты О. м., содержащие неск. священнических молитв-апологий (к-рые читались у подножия алтаря, во время оффертория и при причащении). Ко 2-й (т. н. франкской) группе принадлежат памятники, в к-рых помимо апологий присутствуют приватные молитвы и стихи псалмов, сопровождающие обряд облачения, процессию к алтарю, каждение престола, офферторий, Sanctus, вложение гостии в чашу и окончание мессы. Для этой группы характерно детальное указание на поклоны и крестные знамения, совершаемые священником. Третья (рейнская, или лотарингская) группа памятников включает тексты О. м., в к-рых практически каждому действию соответствуют приватные молитвы и жесты литургические (в т. ч. совершаемые без произнесения слов). Она, вероятно, появилась в нач. XI в. в аббатстве Санкт-Галлен и распространилась в Райхенау, Майнце и др. герм. центрах. Эта группа отражает доминирующее положение приватной мессы и по сути (с помощью большого числа аллегорических образов) представляет литургию как последовательность личных мистических переживаний ее совершителя, а не как совместное действие общины. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Священническое благословение. Фотография. 2008 г. в христ. традиции - определенные знаки и движения, совершаемые священнослужителями и общиной верных во время богослужения . Каждый из Ж. л. наполнен символическим смыслом и в ряде случаев служит выражением догматического учения Церкви. Нек-рые из них представляют собой наследие богослужебных обычаев эпохи ВЗ и Второго храма, др. сформировались в рамках христ. традиции либо как подражание тем жестам, к-рые, согласно Евангелию, совершал Спаситель, либо как заимствование из рим. имперской обрядности. Часть новозаветных Ж. л. появилась в результате наделения действий, первоначально имевших сугубо практическое значение, литургическими значением и символизмом. Воздеяние рук. Фотография. 2008 г. Воздеяние рук. Фотография. 2008 г. К наиболее значимым Ж. л. относятся: возложение рук (напр., в таинстве Священства ); воздеяние рук во время молитвы (обеих (поза Оранты ) или одной, напр., при поднятии ораря диаконом во время ектений ) или при благословении (см. также статьи Аароново благословение , Вознесение Господне ); крестное знамение (см. статьи Двоеперстие и Троеперстие ); осенение знаком Креста (в т. ч. с именословным перстосложением ); поклоны (поясные, земные); коленопреклонение для молитвы; молитвенное простирание ниц; молитвенное стояние; главопреклонение (см. также ст. Главопреклонная молитва ); целование святых икон, мощей, престола; лобзание мира ; умовение рук ; в таинстве Евхаристии - поднятие Св. Даров (лат. elevatio) и преломление Св. Хлеба. Известны и иные Ж. л.- дуновение (напр., в чинах оглашения и Крещения), перстоуказание (засвидетельствован в ряде ранних редакций визант. чина проскомидии) и проч. Ряд Ж. л. характерен только для отдельных литургических традиций. Так, в католич. богослужении используются такие Ж. л., как биение себя в грудь, соединение прямых ладоней при молитве с коленопреклонением (жест вассалитета) и др. Для визант. традиции характерно, напр., крестообразное складывание рук на груди верными при Причащении (жест, вероятно, происходит из более раннего обычая складывать ладони вытянутых рук одна в другую для принятия Тела Христова - см. Трул. 101) и др. В эфиоп. традиции известны литургические танцы. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Литургика. Основные понятия ЕЛЕЙ оливковое масло, в христ. Церкви одно из веществ таинств, используемое в важнейших богослужебных чинах и наделяемое богатым символическим значением ЕЛЕОСВЯЩЕНИЕ [Соборование, букв.- молитвомаслие (святой елей)], одно из 7 церковных таинств, в к-ром при помазании тела больного специально освященным елеем ЕЛИЦЫ ВО ХРИСТА КРЕСТИСТЕСЯ стих из Галатам послания ап. Павла (Гал 3. 27: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись»), используемый в правосл. богослужении. «Е. во Х. к.» входит в состав визант. чина таинства Крещения ЕПИТРАХИЛЬ одно из главных облачений священнослужителей христианской Церкви, возлагаемое священниками и епископами на шею во время совершения церковных служб ЕФРЕМА СИРИНА МОЛИТВА молитвословие, сопровождаемое земными поклонами, к-рое читается за седмичными богослужениями Великого поста ЖЕРТВА религ. действие, состоящее в добровольном посвящении своей жизни, пищи (как основы жизни), ч.-л. иного Богу ЖЕСТЫ ЛИТУРГИЧЕСКИЕ в христ. традиции - определенные знаки и движения, совершаемые священнослужителями и общиной верных во время богослужения ЗАГОВЕНИЕ день перед началом многодневного поста, когда в последний раз дозволяется вкушение скоромной пищи ЗАПАДНЫХ ОБРЯДОВ ПРАВОСЛАВНЫЕ ОБЩИНЫ существующие в ряде Поместных Православных Церквей приходы и мон-ри, в к-рых при богослужении используются редактированные чинопоследования рим. (тридентского) обряда, реконструированные чинопоследования галликанского обряда и редактированная англикан. «Книга общих молитв» ЗАПЕВ 1. Певч. исполнение начала песнопения священником или руководителем хора. 2. В нек-рых слав. источниках под З. подразумевается стих псалма, к-рый припевается к последующей стихире ИЗБРАННЫЙ ПСАЛОМ подборка из стихов Псалтири и частично из библейских песней, предназначенная для исполнения после полиелея и прославляющая праздник или память святого INSTITUTIO [лат.- установление], принятое в научной лит-ре наименование той части анафоры, в которой говорится об установлении таинства Евхаристии Господом Иисусом Христом во время Тайной вечери ИПОПСАЛМЫ в древнем восточнохрист. богослужении припевы или стихи с припевами, повторяемые после каждого стиха псалма КАЖДЕНИЕ ритуальное сжигание ладана и других ароматных смол, символизирующее присутствие Бога и возносимые к Нему молитвы КАЛЕНДАРЬ система счисления времени, основанная на периодической повторяемости определенных природных явлений КИРИОПАСХА принятое в православной традиции наименование христианского праздника Пасхи в те годы, когда он совпадает с календарной датой 25 марта по юлианскому календарю |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АМАЛАР СИМФОЗИЙ (Амаларий) [лат. Amalarus Symphosius] Мецкий (Мецский) (ок. 775 или 780, окрестности Меца, совр. Франция - ок. 850, предположительно Мец), литургист, автор первого в Зап. Европе аллегорического толкования богослужения. В 809-813 гг. архиепископ Трирский, затем находился на службе в придворной школе в Ахене . В 813 г. по поручению имп. Карла Великого А. С. совершил поездку в К-поль, воспоминанием о к-рой стали его «Морские вирши» (Versus marini). В составленной в 823 г. «Книге о церковной службе» (Liber officialis) А. С. впервые применил к богослужению метод аллегорического толкования, с тем чтобы во внешней обстановке богослужения (череда служб суточного круга, последовательность молитв, жесты литургические , утварь и облачение, храмовая архитектура, колокольный звон) выявить сокровенное и, по его мнению, истинное содержание литургического действа. В интерпретации А. С. центральный момент богослужения - совершение таинства евхаристии - превращался лишь в часть, хотя и важнейшую, повествовательно-драматического действия, воспроизводящего жизнь, Страсти, смерть и Воскресение Христовы. В 831 г. А. С. составил Антифонарий (не сохранился), в к-рый вошли рим. и галликанские варианты песнопений. Позднее написал «Книгу об Антифонарии» (Liber de ordine antiphonarii) и трактат о Градуале (не сохранился). В первом трактате, во многом сопоставимом с сочинениями Аврелиана из Реоме и Берно из Рейхенау , А. С. сравнивает певч. традиции Рима и Галлии (вероятно, Меца) и рассматривает состав, форму и чин пения, не касаясь нотации. В 835 г. А. С. становится архиепископом Лионским. Смещен в 838 г. синодом в Керси, в основном по инициативе диак. Флора Лионского , увидевшего в толкованиях А. С. мессы отступление от традиции. Соч.: Amalarii episcopi Opera limurgica omnia/Ed. J. M. Hanssens. Città del Vaticano, 1948-1950. 3 vol.; Versus marini//MGH. Poet. Vol. 1. P. 426-428. Лит.: Kolping A. Amalar von Metz und Florus von Lyon//ZKTh. 1951. Bd. 73. S. 424-464; Cabaniss A. Amalar of Metz. Amst., 1954; Haffner F. Symphosius Amalarius von Metz, Erzbischof von Trier, zur Geschichte der Sakramentarspendung//Festschrift A. Thomas. S. l., 1967. S. 135-140. Н . Ф . Усков Рубрики: Ключевые слова: |
| Но хотел бы особо отметить, что важно не только подобрать правильный репертуар, опираясь на классических духовных композиторов, на традиционные распевы и мелодии. Необходимо в первую очередь помнить, что во время богослужения главное назначение пения — помочь молитве верующих, дать возможность с помощью приемов музыкального искусства раскрыться душе человека перед Богом, создать особый духовный настрой, соответствующий тому или иному празднику или периоду поста. Важно донести до присутствующих в храме смысл литургических текстов, в которых заключено, по выражению одного из видных церковных деятелей, «чеканное золото православного богословия». Эти задачи, стоящие перед регентом и певчими, налагают свой четкий отпечаток на исполнение всех произведений, на манеру звучания, на жесты руководителя хора. Регент обязан быть в определенной степени знатоком богослужебного устава, владеть церковнославянским языком, разбираться в истории церковного пения и быть осведомленным о различных музыкальных традициях, существующих в той или иной местности. И самое главное, регентом не может быть невоцерковленный человек. Управляя церковным хором, надо молиться, осознавая высоту и ответственность этого служения перед Богом и людьми. Выразить молитвенный настрой — У вас есть еще одно послушание — вы трудитесь в Церковно-общественном совете при Патриархе Московском и всея Руси по развитию русского церковного пения . Какие, по вашему мнению, шаги необходимо предпринять, чтобы повысить качество певческого искусства? — Важно в духовных семинариях и училищах, где осуществляется подготовка регентов и псаломщиков, уделять внимание не только практической части — изучению сольфеджио или дирижирования, но и теории церковной музыки. Будущим руководителям хоровых коллективов необходимо прививать вкус к подлинно церковному пению, любовь к традиции, деликатность и чуткость в отношении богатого музыкального наследия нашей Церкви. Как сказал Святейший Патриарх Кирилл: «То, что к нам пришло из истории, ломать не надо». Существует та область в церковном пении, где все уже завершено, закончено, где не нужен больше талант композитора, а требуется лишь мастерство регента. И основная задача специалиста, на мой взгляд, — почувствовать это и понять. Главными задачами современного регентского делания являются систематизация церковно-певческой практики и обязательное сохранение певческих традиций. Очевидно, что, когда речь идет о значимости систематизации, необходимо избегать такой крайности, как унификация, при которой во всех храмах будут звучать одни и те же произведения. |
| Это и есть стиль в строгом смысле слова — с ясной речью, размеренным движением, скрупулезной проработкой пространства, материалов, цветов и звуков; с идеями, языком, обрядами и образами, которые созданы из главных элементов духовной жизни; стиль богатый и разнообразный. Строгость его подчеркивается тем, что литургия говорит на неповторимом языке — классическом и в то же время далеким от повседневной жизни. Вот какая выразительная сила живет в литургии! Для христиан это школа религиозного воспитания, а для людей нецерковных — культурный феномен самого благородного происхождения. Правда, что эти особенности литургии порождают трудности, особенно для современного человека. Он хочет — особенно если у него независимая натура, — чтобы молитва прямо выражала его душевное состояние. Идеи, молитвы и обряды литургии представляются ему слишком общими и для него не подходят. Такая молитва кажется ему формальной, почти пустой. Особенно остро он это чувствует, когда сравнивает ее с молитвой свободной, возникающей спонтанно. Литургические формулы не воспринимаются так же легко и непосредственно, как слова, сказанные близким тебе человеком; в литургических действиях нет той прямоты, которая есть в отклике сочувствующего сердца; эмоции литургии находят отклик не так быстро, как импульсивное движение души. От этих ясных формул веет холодом, а современный человек очень чувствителен ко всему, что касается его образа жизни: он хочет вдыхать аромат земли, хочет слушать только то, что касается его лично. Язык литургии кажется ему надуманным, жесты — холодными и формальными. Часто бывает, что он находит убежище в молитвенных формах, которые в духовном отношении стоят намного ниже литургических, но которые, как ему кажется, имеют преимущество, потому что современны, или, по крайней мере, возникли в родственной душе. Тот, кто хочет представить проблему во всей полноте, пусть сравнит, как изображена личность Христа в литургии и в Евангелии. Евангелие — это сама жизнь; читающий дышит ароматом земли, чувствует, как бежит время; видит, как Иисус из Назарета ходит по улицам и среди людей, слышит Его неповторимые и убедительные слова, которые передаются от сердца к сердцу. Образ Христа пронизан обаянием исторической правды. Он действительно «один из нас», конкретная Личность — Иисус, Сын плотника, Который жил в Назарете на такой-то улице, носил такую-то одежду, говорил на таком языке. В этом есть все, чего жаждет современный человек. Он несказанно счастлив, что в историческом образе Христа наряду с вечным и бесконечным Божеством живет живое, личное, единосущное нам человечество, так что Он в полном смысле этого слова «истинный Бог и истинный Человек». |
| Язык непрерывно меняется, a в пространстве веры он имеет повеление от Бога войти в контекст, выраженный словами: «Се, творю все новое, старое прошло, теперь все новое», как говорится в Откр. 21:5 и во 2Кор. 5:17 , но он остается языком, и в этом качестве он есть то, что, по-русски говоря, «не с нас началось и не нами кончится». И в этом смысле насколько по-разному выглядят сами речения Христа в Евангелиях, насколько по-разному рассказаны притчи с их бытовой образностью – и провозглашены (можно представить себе, что нараспев, речитативно) «макаризмы», заповеди блаженства в Нагорной проповеди , и другие подобные тексты. Обычно вопрос о переводе ставится довольно огульно: консерватор защищает сплошную торжественность языка, его возвышенный характер, прогрессист требует от языка некоторой столь же равномерной современности. Но в Евангелиях мы такой однородности и равномерности не встречаем. О возвышенном и торжественном языке говорить, пожалуй, не стоит Категория возвышенного, важная категория античной эстетики, – это не совсем христианская категория, и налагать на язык Церкви нормы возвышенного в классицистическом понимании не совсем разумно. Совсем другой вопрос, что есть такие предметы, которые не могут быть с должной информативной отчетливостью выражены иначе как на языке особенном, традиционном не ради эстетической возвышенности, вообще не ради эстетики, а только по причине смысла. Есть определенные реальности, которые имеют свои названия, и эти названия перевести в какой-то другой ключ очень затруднительно. Они предполагают вовсе не классицистическую возвышенность и жесты скульптур в тогах, но патриархальную структурированность, обрядность жизни, повседневной жизни, самых простых ситуаций; той жизни, в которой, например, сидеть за чьим-то столом – это значит участвовать в субсакраментальном акте и брать на себя важные обязанности на всю жизнь перед тем, с кем ты сидишь за столом. Что касается языка богослужения, то я хотел бы (попросив прощения за то, что подверг ваше терпение такому испытанию) под конец высказать несколько общих положений. Я думаю, что перевод необходим для всех тех случаев, когда что-то произносится явственным образом, эксплицитно и эмфатически от имени всех молящихся. И также это относится к молитвам для личного употребления. Человек не должен привыкать к возможности сказать перед Богом и Богу что-то, чего сам говорящий не понимает и за что он не может взять на себя полной ответственности. Тогда молитва превращается в простое вычитывание как бы и не совсем от своего имени... это страшно. С другой стороны, я думаю, что есть ряд богослужебных текстов, прежде всего торжественных и таинственных песнопений, за которыми было бы вовсе не худо оставить их славянский облик именно как знак торжественности и таинственности, – а перевести их порой страшно трудно, как хотя бы в случае ключевой по своему значению и по своей литургической функции «Херувимской». Но уж если их переводить, то на язык особенно интенсивно славянизированный. |
| Б. выражает преклонение, часто связанное с выражением благодарности за оказанные милости (Исх 18. 10; Суд 5. 2, 9; Пс 26. 12; 34. 2-5), и приобретает характер славословия или же признания абсолютной власти Бога над человеком. Это древнейшая форма молитвы-хваления/благодарения (ср.: Пс 33; 34. 2; 103; 115. 17-18; 145. 1-2), к-рая отличается от молитвы-прошения ( Didimus. De Trinitate. 1. 32//PG. 39. Col. 425b, c). Песнь Деворы (Суд 5) - это самый ранний пример такого Б.-благодарения, а молитва 1 Пар 29 - прошения, предваряемого Б. С течением времени возникли стереотипные формулы Б., сделавшиеся структурной основой молитв как в христ. литургической традиции, так и в синагогальном богослужении (Ч. Джираудо). В последнем слово «бераха» (евр.- Б.) стало употребляться в значении зафиксированной традицией молитвы на определенный случай. Когда после разрушения иерусалимского храма ежедневные жертвоприношения прекратились, основной формой богослужения стали молитвы-берахот. После II в. молитвенные формулы-берахот приобрели жестко закрепленную форму, к-рую было запрещено изменять (Berachot. 40b). По словам раввина Меира, еврей должен произносить 100 берахот в день (Menachot. 43b) (см. статьи Молитва , Синагогальное богослужение ). Жесты Мелхиседек благословляет Авраама. Мозаика ц. Санта-Мария Маджоре в Риме. 432–444 гг. Мелхиседек благословляет Авраама. Мозаика ц. Санта-Мария Маджоре в Риме. 432–444 гг. Б. часто сопутствовали соответствующие жесты, символизирующие контакт между преподающим Б. и получающим его. К наиболее часто употребляемым жестам относятся возложение (Быт 48. 14) или поднятие рук (Исх 17. 11; Лев 9. 22), поцелуй (Быт 31. 55; 2 Цар 19. 39) или объятия (Быт 48. 10), материальный дар (Быт 33. 11; 4 Цар 5. 15); особое значение в Свящ. истории имеет Б. хлебом и вином, данное Аврааму Мелхиседеком (Быт 14. 18-19). Большой силой обладает Б., подаваемое со св. места (Исх 29. 24; Пс 118. 26). Священническое Б. в синагогальном богослужении до наст. времени произносят с воздетыми руками, лицом к народу и раздвинув пальцы рук в форме буквы «шин» (- Еврейская энциклопедия. Т. 4. С. 608-610). |
|
|
