| Ганс Эренберг Дорогой собрат о Господе нашем Иисусе Христе, профессор Ehrenberg! Ваше братское письмо является для меня одним из отрадных симптомов растущего во всем христианском мире стремления к единению, которое невозможно без взаимного познания и понимания. Это есть, конечно, дело нелегкое. Оно требует от участников, с одной стороны, личной церковной твердости, потому что не для любезностей или компромиссов должны вестись такие разговоры, но ради познания неумолимой и непреклонной истины, но, с другой стороны, для этого требуется и особая духовная гибкость и, я бы сказал, известная культура не только ума, но и сердца. Наша встреча с вами произошла на доброй почве: Вы являетесь носителем нужной и важной миссии – ознакомления протестантского мира с русской религиозной мыслью через издание сборников «Das Oestliche Christentum» и через другие Ваши подобные замыслы. Бог делает дела Свои через скудельные сосуды, но и сейчас можно видеть, насколько смысл этого сближения и духовных встреч, которые ныне совершаются, превышает нашу личную малость и имеет прямо церковно-историческое значение. И для этого дела нужно много терпения и любви, той любви, которая «все покрывает, всему верит, всего надеется... не радуется неправде, но радуется истине» ( 1Кор.13:6–7 ), коротко сказать, любви церковной, которая возможна и в отношении к тем, кто не принадлежит к Церкви, по крайней мере, видимой и видимо. В ответ на Ваши вопросы я выскажу лишь несколько своих мыслей, притом афористически. В общем и целом фактически Вы правы: библеизм, особая насыщенность Библией , жизнь в ней, есть свойство – готов сказать, даже преимущество – протестантского мира, в равной мере как англосаксонского, так и германского. Одна из причин этому в том, что вне библеизма у протестантизма ничего уже не остается такого, что он мог бы считать своим и что не разлагалось бы у всех на глазах от едких кислот «протеста» и критики (я уже не буду касаться вопроса, в какой мере правомерно и само это принятие Библии , и вне Церкви не разлагается ли она сама). |
| Потому и поется им в общем тропаре: " ииуще бо крепость Твою " , Господи, " мучителей низложиша, сокрушиша и демонов немощныя дерзости " . Вот где был самый основной фронт их борьбы. Они, демоны, злобствовали, " дерзали " против воинов Христовых, но их злоба оказалась лишь " безсильной дерзостью " . Между прочим: обычно на иконах мученики изображаются с крестом или пальмою (или и с тем, и другим). Крест - символ победы Христа над адом; пальма тоже символ победы. А так как с пальмами встречали и Господа при входе в Иерусалим как " Победителя… горькаго царства " смерти и ада, то становится еще более очевидною связь, что мученики - продолжатели " Грядущаго " на борьбу и победу над диаволом. Но тогда уже был последний решительный момент борьбы. А теперь, на Рождество, пророчески предсказывается она событиями: смертью четырнадцати тысяч младенцев, после - архидиакона Стефана и так далее. И нам нужно знать, что для христианина главная борьба - с " разбитым неприятелем " , бесами… Ax! Как часто мы это забываем. И… попадаемся в сети. А последняя борьба встретит нас на мытарствах. Господи, помоги нам избавиться от сетей вражьих: " да не когда режет враг мой: укрепихся на него! " (молитва перед сном). Нужно молиться. Молиться, да не внидете в напасть, - сказал Сам Господь (Мф. 26: 41). А я мало молюсь. И главное: легко, поверхностно, сухо… И лишь иногда иначе… Молюсь Пришел ныне утром на полунощницу и зачитало ее. И вдруг мысль: вот я молюсь сейчас. Боже Мой! Как же это прекрасно и важно! Ведь я же " в уши " Господу говорю. Его, воистину Его, прошу. С Ним беседую. К Нему припадаю. Его умоляю. Так разве же Он, Всемогущий, не в силах исполнить моей просьбы?! (Доброй, конечно, и нужной). Вот говорю: " Помилуй нас " . Меня помилуй. Он слышит это. " Приклоняет ухо Свое " (Пс. 114: 2). Внимает моему желанию и молению. Так разве это может остаться совершенно бесплодным? Никак! Уже самая молитва содержит в себе же самой и исполнение ее: искренно молиться - значит уже получать. И это радовало душу. А уж не говорю, как это неизмеримо ценно! Вот и другая невеста Христова |
| Ведь дело не в той или другой личности, которой, конечно, можно пожертвовать для дела истины, нужной всему миру. Дело не в мягких или строгих речах; кому угодно, пожалуй – громи беспощадными обличениями зло и заблуждения мира (как, например, г. Говорский громит фальшивости польского духа), но только делай это в том духе Христа Агнца Божия, чтобы и себя считать ответственным за виноватых и заблуждающих братьев, по болезнующей об их исправлении любви. Что же скажем вообще о нашей светской и духовной журналистике? Справедливо судить о сравнительном значении той и другой стороны можно, кажется мне, не иначе, как по достоинству и недостаткам любви их к истине. Во всех других отношениях светская и духовная стороны подлежат не одинаковым условиям, а любовь к истине и в светских и в духовных зависит от одного существенного условия – от свободного настроения. От доброй воли каждого зависит поставлять ли свое достоинство в том, чтобы твердо и спокойно поставлять на вид и выдерживать словом и делом истину, нужную всем, или в том, чтобы перекричать только других, обидеться их криками и иногда только пустыми намеками, отстоять, во чтобы то ни стало, свою партию или школу или даже только свою личность, а то буде остаться в величественном, невозмутимом невнимании к голосу истины, иногда слишком скромному или раздающемуся из скромного, незазнающегося журнальца, из какого-нибудь, например, «Сына Отечества». Любовь же к истине, и сама по себе, достойна быть пробным камнем для оценки духовных и светских журналов. Ведь, не приемлющии любве истины обречены от самого Бога действу льсти, во еже веровати им лжи, да суд приимут вси неверовавши истине, но благоволившии неправде (2Фесс. 2:10–12). Итак, судя по любви к истине, сколько этого бесценного совершенства есть или нет в духовной и светской журналистике, могу на основании всего выше объясненного смело сказать, что достоинства и недостатки той и другой очень и очень равновесны, взаимно одной в другой поддерживаясь или ослабляясь. Вот московская светская журналистика довольно внимательна и осторожна относительно деятелей духовной мысли, и открылось нравственное удобство к изданию в Москве этого благородного духовного журнала «Православного Обозрения», которое своим свежим и жизненным направлением еще более возбуждает сочувствие к себе деятелей светских. А петербургская светская журналистика слишком далеко простирает иногда свое пренебрежение к духовной мысли, и это вызвало такое явление неразумной ревности, как «Домашняя Беседа», которая своими выходками, еще более предубеждает иных светских против всего духовного. Факт примечательный и поучительный! |
| Он же, господин бригадир, поступив чрез меру горячо, дале поступал, лошадь под ним убили, и его в неволю взяли, другие ретировались в город, наши потеряли 100 человек, а неприятеля многое число пропало, и шанцы неприятельские вырублены; мы же от посту нашего ни малой пяди не отступили, но непрестанно пушечною стрельбою чрез многие часы неприятеля утесняли, что ныне гораздо усмирился и уже другой день мало какой промысл над городом чинит. Вчерашнего дня легкая наша партия, перебрався на другую сторону (Ворсклы), лошадей неприятельских около 1000 загнали, и другая партия ныне около 100 лошадей и людей генерала Круза забрали. Мы повседневно чинили здесь неприятелю диверсию, но желаю к тому скорого к нам прибытия вашей милости; то истинно и паче лучшего счастия надеемся, ибо ко всему знатная прибудет резолюция; баталии давать елико можно оберегаемся, а понеже неприятель со всею силою против нас собрался, и я по вашему указу послал к Шереметеву, чтоб, оставя Волконского с тремя полками при гетмане, к нам поспешал, також Долгорукому (Вас. Владим.) вместо Каменного Затона велел сюда идти». 28 мая Меншиков писал: «Прошлой ночи мы заложили последний шанец к самым неприятельским по самую реку апрошам. Полтавская крепость в зело доброй содержит себя дефензии, и никакого ущерба от действа неприятельского еще не обретается». 27 мая Петр выехал из Азова в армию к Полтаве через степь на Харьков и отсюда писал Меншикову 31 мая: «Я сего часу сюды прибыл и как возможно поспешать буду, однако понеже в нужном деле и час потерять нужной бывает худо, для того, ежели что надлежит нужно, и не дожидаясь меня, с помощию божиею, делайте». Но Меншиков дожидался. 4 июня приехал Петр к армии и 7 числа писал Апраксину: «Получили мы от вас еще письмо и пункты, но ныне вскоре ответствовать не можем, понеже сошлися близко с соседьми и, с помощию божиею, будем конечно в сем месяце главное дело с оными иметь». Наконец Петр не отступал, наконец он стал говорить о необходимости «главного дела» с шведами, с Карлом XII! Только небольшая река отделяла его от нарвских победителей. |
| И нам нужно знать, что для христианина – главная борьба с «разбитым неприятелем» – бесами… Ах! как часто мы это забываем… И… попадаемся в сети… А последняя борьба встретит нас на мытарствах… Господи, помоги нам избавиться от сетей вражиих: «…да не когда речет враг мой: укрепихся на него!» (молитва перед сном). Нужно молиться… Молитеся, да не внидите в напасть… – сказал Сам Господь ( Мф. 26:41 ). А я мало молюсь… И главное: легко, поверхностно, сухо… И иногда лишь иначе… Пришел ныне утром на полунощницу и зачитал ее… И вдруг мысль: вот я молюсь сейчас… Боже мой! как же это прекрасно и важно! Ведь я же «в уши» Господу говорю… Его, воистину Его, прошу… С Ним беседую… К Нему припадаю… Его умоляю… Так разве же Он, Всемогущий, не в силах исполнить моей просьбы? (Доброй, конечно, – и нужной.) Вот говорю: «Помилуй нас…» Меня помилуй… Он слышит это… «Приклоняет ухо Свое» ( Пс. 114:2 ). Внимает моему желанию и молению… Так разве это может остаться совершенно бесплодным? Никак! Уже самая молитва содержит в себе же самой и исполнение ее: искренно молиться значит уже получать. И это радовало душу… А уж не говорю: как это неизмеримо ценно! Ныне память святой Анастасии Узорешительницы. Вчера – дева Иулиания; ныне – Анастасия, дева в браке (она не хотела жить с мужем язычником брачно)… И эта невеста, как и вчерашняя, говорит мучителю на допросе: «Люблю мучения за возлюбленного Христа». «…Ищу Господа!..» – поет вместе с нею Церковь декабря], 3-й тропарь 3-й песни 2-го канона). Вот опять услышал это слово (и пел) на царских часах ([стихира после] 3-го тропаря на 9-м часе). И вспомнилось мне – об обручении Христа с Церковью, на праздник Обрезания. Несомненно, это мысль верная, ибо церковная. Да и в тропаре мученицам поется: «Агница Твоя Иисусе (имя рек) зовет Ти велиим гласом: Тебе, Женише мой, люблю, и Тебе ищущи страдальчествую… и умираю за Тя, да и живу с Тобою…» А эти образы взяты из книги Песни Песней ( Песн. 3:1 –4 ). Из-за того, что в сей книге заключаются такие яркие прообразы пламенной любви души к Богу, она и внесена в канон священных книг. |
| Глава XV Активно ли добро в мире и какое место принадлежит пассивному добру в отношении к злой и доброй волям? Отношение доброй воли к злой воле. Что значит «побеждать благим злое»? Личная жертва благотворения и самоотвержения. Право и долг обличения. Закон и суд. Активное добро в мире есть наступательное добро. Приобретение и отвержение брата: смысл и значение того и другого. Потерянный брат и вновь возвращенный. Брат и «внешний». Частная и коллективная добрая воля. Церковь и суд ее. Выводы и заключения. Так называемое пассивное добро или «непротивление злу» выражает собою, без сомнения, существенное свойство доброй воли, определяющейся самой идеей добра в том его направлении, по которому добрая воля не может заимствовать для себя образа действования от злой воли. Добро в человеке перестанет быть добром, коль скоро частная добрая воля ответит тем же, чем обнаруживает себя в действии частная злая воля. Но, с другой стороны, одно пассивное добро частной доброй воли сейчас же перейдет в активно-вспомогательное служение злу, коль скоро исключительным и единственным свойством частной доброй воли пребудет ее пассивность в отношении к злой воле. Добрая воля – только пассивная в отношении к злой воле, т.е. считающая «непротивление злу» абсолютным, одним и единственным призванием своего воплощения в отношении к злой воле, пребудет в себе самой лишь потенциально силою добра, а не будет реальным добром. Реальное добро всякой доброй воли должно явиться не в сохранении только себя от образа действования злой воли, но и в объятии добром самой злой воли. «...Я говорю вам, – научает Христос, – любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас... Да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» ( Мф.5:44–45 ). Вникая в содержание этой заповеди Христовой о любви к врагам, мы прежде всего отмечаем в ней ту особенность, что она дается не в отрицательном смысле – не делать зла врагу, а в положительном смысле – делать добро врагу: значит, по этой Христовой заповеди, добрая человеческая воля должна объять добром врага, т.е. такого человека, который по отношению к вам является обуеваемым злой волей; далее – в той заповеди Христовой находим, что делание добра не должно ограничиться оказательством симпатии, любви, благожелания и благотворения врагу, а должно простираться выше и далее, именно должно восходить до заботы и попечения о том, чтобы злая воля спасена была и освободилась от обуявшего ее зла, ибо другого смысла в повелении Христовом молиться за обижающих и гонящих нельзя разуметь, кроме усвоенного доброй волей долга, что она должна заботиться о спасении злой воли в ней самой от зла, т.е. добрая воля должна иметь попечение о смягчении, исправлении и перерождении злой воли в добрую. |
| Рассмотрим еще одно утверждение протестантов: раз крещение – «не плотской нечистоты омытие, но обещание Боги доброй совести» ( 1Пет.3:21 ), а младенцы не могут дать обещание быть верными Христу, поэтому их крестить нельзя, – заключают протестанты. Апостол Петр здесь сравнивает спасительную благодать Крещения со спасением праведного Ноя и его семейства во времена потопа, когда «немногие, то есть восемь душ спаслись от воды. Так и в вас ныне подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие. но обещание Богу доброй совести, спасает воскресением Иисуса Христа» ( 1Пет.3:20–21 ). Как посредством потопа был истреблен погрязший в беззакониях мир, и Ной вступил в мир новый и лучший, так и ныне человек через крещение очищается водою и Духом от прежних грехов и вступает в новую жизнь. И как во дни Ноя людей было много, а спаслись лишь те немногие, кто вошел в ковчег, так и ныне в огромном земном мире спасаются лишь те, кто крестится во Христа. Крещение же, подчеркивает Апостол, состоит не в омовении плотской нашей нечистоты, а в очищении души – в обещании доброй совести. Это со стороны человеческой, а со стороны Божией оно «спасает нас воскресением Иисуса Христа». Как мы видим, речь здесь идет не только о взрослых: раз в крещении люди спасаются воскресением Христовым, то, конечно, спасаются все, и большие и малые, ибо Христос принял крестную смерть за всех людей, без различия возраста. И спасает человека, как это видно из слов апостола, не обещание доброй совести, а крещение, иначе в нем не было бы надобности. Обещание доброй совести дают при крещении за младенцев их восприемники. Они обещают Богу заботится о воспитании своих крестников в страхе Божием, в благочестии и чистоте, ручаются за то, что младенцы, приемлющие в Крещении дар Святого Духа, будут потом стараться сохранить его и достойно пользоваться им для спасения своей души. Но можно ли дать Богу «обещание доброй совести» за не имеющих веру детей? Можно, и слово Божие ясно свидетельствует об этом. В Ветхом завете был закон, по которому новорожденные первенцы мужского пола должны были посвящаться Богу ( Исх.13:2; 22:29 ; Чис. 8:17 ; ср. Лк.2:22–23 ); они отдавались Богу на служение во все дни своей жизни, и определенные обеты перед Богом давали за ребенка взрослые. |
| Что же поэтому означают слова Спасителя: «да будет он тебе, как язычник и мытарь»? Ближайшие эти слова Спасителя определяют личные отношения к человеку злой воли, который настолько нравственно пал, что не принял ни от кого вразумления и остался не покаявшимся; такой человек, бывший до сих пор брат, должен быть лишен братского союза, единения в любви и дружестве; но Спаситель знаменательно указывает при этом «буди тебе» : значит, до времени неприятия обличения и вразумления Церкви, согрешивший брат сохранял некоторое свое право – не быть еще в качестве язычника и мытаря для частной доброй воли, а становится таковым по преслушанию воли и суда Церкви. Поэтому дальнейший смысл слов Спасителя тот, что специальная забота, нравственный долг о «приобретении брата» с частной доброй воли снимается со времени обличения Церкви, и этот бывший брат не есть уже брат, а есть один из «внешних». То обстоятельство, что брат потерян, произошло не от недостатка энергии или готовности человека доброй воли вернуть брата добру и сохранять его в обществе добрых, а от упорства самого брата в его злой воле. С этого времени человек доброй воли или ни в чем не ответен за погибель брата, ибо с своей стороны он употребил все, что требует деятельное добро к спасению злой воли от нее самой. «Когда Я скажу беззаконнику, – говорит Господь, – «беззаконник! ты смертию умрешь», а ты не будешь ничего говорить, чтобы предостеречь беззаконника от пути его, – то беззаконник тот умрет за грех свой, но кровь его взыщу от руки твоей. Если же ты остерегал беззаконника от пути его, чтобы он обратился от него, но он от пути своего не обратился, – то он умирает за грех свой, а ты спас душу твою ( Иез.33:8–9 ). Вменение в вину пророку Иезекиилю того обстоятельства, что грешник погибает необличенный и непризванный от пророка к покаянию, есть образ вины всякого человека доброй воли, когда он деятельно и активно не учинит наступления на человека злой воли – такого, который стоит на пути человека доброй воли, как объект воздействия на него в добре и отвращения его от зла. |
| Пишу это – и не перестаю думать о тех вокруг нас, кто не признает Божественного достоинства Христа. Последователи других религий и атеисты составляют подавляющее большинство, около трех четвертей человечества. Сейчас я буду говорить о неверующих во Христа людях явно выраженной ДОБРОЙ ВОЛИ. Это не казенное, а евангельское, «ангельское» выражение из гимна в ночь Рождества: «…и на земле мир в людях доброй воли» (по Луке, гл.2 уточненный перевод). Ангелы пели о людях доброй воли, не знающих Младенца Христа. И ныне подавляющее большинство людей доброй воли «не знают» Христа. Последователи других религий в лучшем случае видят в Нем только «одного из пророков», только Проповедника религиозной морали. Наш Лев Толстой в «Ответе синоду» (по поводу своего отлучения) назвал почитание Божественного достоинства Христа «кощунством»… Высказывания атеистов бывают иногда несравненно более глубоки. Например, мистическое стихотворение в прозе И.С.Тургенева: «Христос». Не знаю в каком контексте ФРИДРИХ НИЦШЕ написал о Христе: «Выше всех взлетел, прекраснее всех обманулся»… Из преисподней отчаяния мученик атеизма принес святую хвалу. Замечательно также свидетельство Оскара Уайльда в его предсмертной книге: «…Еще и поныне все, кто соприкасается с Его личностью, даже если они и не повергаются пред Его алтарем и не преклоняют колен пред Его служителем, – чувствуют все же, непонятным образом, что уродство грехов их снимается с них и раскрывается им красота их страданий» («ДЕ ПРОФУНДИС»). Но это – исключения. Обычно же наши неверующие современники вообще ничего не думают о Христе, для них это просто «не интересно». При самых различных суждениях об «историческом Иисусе» все они сходятся в одном: наш «церковный Христос» – это Миф, создание религиозного воображения христиан. Встает вопрос: неужели все эти неверующие и инаковерующие люди доброй воли «отлучены» от Христа? Вспоминается печальный текст из главы 16 Евангелия по Марку: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет»… Неужели это так? С радостью узнал я , что есть весьма солидные основания отвергнуть подлинность этих слов: все это окончание Евангелия по Марку, начиная со стиха 9, в некоторых древних рукописях Нового Завета отсутствует, да и по ряду внутренних признаков является позднейшим добавлением. Это не слова Христа Воскресшего, а суждения ревнителей первоначального христианства. Характерный пример, по слову Философа, «человеческих привнесений» в Божественное откровение (об этом – потом, ниже). Напротив, в других местах Евангелий приводятся слова Учителя совсем, совсем иного значения. «Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! – войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (по Матвею, гл.7). Или в притче о Страшном Суде: |
| Итак, сводя воедино все, что сказано нами в рассуждении «непротивления злу» добрых, мы должны признать: во-первых, Св. Писание отделяет «брата» от «мытаря и язычника», которые у Ап. Павла называются «внешними»; во-вторых, «пассивное добро» или «непротивление злу» не составляет абсолютного закона нравственности даже между «братьями». Заповедь Спасителя о «непротивлении злу» абсолютно обязательна для доброй воли только в том ее пункте, по которому образ действия злой воли не может быть образом действия доброй воли; в остальном эта заповедь дана Спасителем как средство, служащее к примирению брата и к возвращению его на путь добра: в этом случае она обязательна постольку, поскольку она может служить торжеству добра в обращении злой воли на путь покаяния и добра и поскольку обещает собою предупреждение дальнейшего развития зла в злой воле. Во всем прочем «непротивление злу» добрых будет служить не добру, а злу, так как в этом случае человек доброй воли не исполнит заповеди Спасителя – наступательно действовать на мир и на зло, спасая злую волю брата от нее самой. Почему Спаситель и предписывает: после увещания и обличения грешника-брата наедине сделать увещание и обличение при двух или трех свидетелях; при неуспешности такого наступления на него в добром частной доброй воли представить грешника на суд Церкви, как коллективной, с человеческой стороны, доброй воли, и Церковь не только уже должна обличить грешника, но и должна по суду покарать его за его злую и нераскаянную волю. В век Апостольский, когда Церковь среди политически-гражданской жизни народов существовала как обособленное только общество, жившее своей собственной жизнью и управлявшееся своими Божественными законами, суд и кара церковные, хотя исходили исключительно из теократических начал, однако имели все признаки общего суда и общечеловеческого правосудия с той лишь разницею, что Церковь в самых исключительных, в самых чрезвычайных и высших проявлениях своего правосудия и кары, призывая грешника к покаянию, внушала ему мысль, что, покаявшись, он может быть помилован милосердным Господом. |
|
|
