Поскольку главы губернской администрации - а среди них такие видные деятели екатерининского царствования, как З.Чернышев, Т.Тутолмин, Н.Репнин, А.Мельгунов, П.Пассек, Р.Воронцов, П.Коновницын, П.Румянцев-Задунайский, А.Милорадович и др., многие из которых сочетали свою должность с исполнением других обязанностей при дворе и зачастую проживали не у себя в губернии, а в Петербурге, - то для них фамилия " Бобринский " означала не пустой звук. Точно так же, как и для наших дипломатов: кн. Барятинского, гр. Несельрота, гр. Разумовского, кн. Белосельского, кн. Голицына, кн. Долгорукова, Остен-Сакена, гр. Мусина- Пушкина и др., не совсем, надо полагать, оторванных от столичной жизни. Как видим, в организации путешествия поручиков оказались задействованы чиновники самого высокого ранга, которые должны были к тому же под личную ответственность обеспечить не только проезд, пребывание, включая квартиру, и даже досуг, но и охрану путешественников. Во всяком случае, за жизнь одного из них они отвечали головой. И в этом из них никто не сомневался. Европейский маршрут, составленный не менее тщательно, чем российский, был рассчитан на три года. По плану, первым пунктом назначения была Италия, которую путешественники должны были в течение почти двух месяцев проехать всю с севера на юг и обратно: из Рима через Флоренцию, Ливорно, Лукку на Парму, затем Милан, Генуя и Турин. Далее на месяц в Швейцарию, в Женеву, а уж оттуда 20июля через Страсбург в Брюссель и Голландию. 8 октября предполагалось ехать через Ганновер в Англию, на знакомство с которой выделялось целых полгода. А на Францию - еще больше. За первые пять месяцев, начиная с 1 мая 1785 года, надо было объехать Брест, Бордо, Лангедок, Прованс, Ниццу и Лион. 30 сентября возвратиться в Париж и посвятить только знакомству с его достопримечательностями еще целых пять месяцев. А за оставшиеся до конца путешествия полгода успеть прибыть в марте 1786 года в Германию, посетив там Франкфурт, Дрезден, Берлин, Брауншвейг, Ганновер, Гамбург. Потом свернуть в Голландию, а оттуда через Копенгаген держать путь в Швецию, на Стокгольм. А уже оттуда 31 августа 1786 года возвратиться в Петербург.

http://ruskline.ru/monitoring_smi/2005/0...

Сложности создает и сам тип дневника. Дело в том, что существует два типа дневников. Первый — ориентирован на публичность. Его автор рассчитывает, если не на прижизненную публикацию (или чтение в кругу друзей и родных), то, осознавая его культурно–историческую или литературную значимость — на сохранение его для будущих поколений. Второй тип дневника — это дневник, который ведется исключительно для себя, чтобы со временем или по необходимости обратиться к тем или иным событиям, восстановить в памяти фамилии людей, даты и т. д. В таком дневнике записи не подвергаются литературной обработке, а факты — перепроверке. Изложение событий в нем может быть отрывочным и сумбурным, записи стилистически невнятными, слова (в том числе и фамилии) порой сокращенными и недописанными, при фамилиях отсутствуют не только какие–то пояснения о служебной или сословной принадлежности, но и имена и отчества. Именно к такому типу и принадлежит дневник отца Николая. Дополнительные сложности для идентификации упомянутых в дневнике лиц создает, во–первых, тот факт, что фамилии, воспроизводятся отцом Николаем на слух (Опухтин, вместо Апухтин, Осланбеков — Асланбеков, Вячтомов — Вечтомов), а имена и отчества по памяти. Возможно по этой причине (или в процессе перепечатки) «Александр Алексеевич» становится «Алексеем Александровичем», «Константин Илларионович» — «Константином Платоновичем» и т. д. В ряде случаев ошибка принадлежит даже не автору дневника, а третьему лицу. Например, в рассказе владыки Исидора о конфузе при ритуале рукоположения один и тот же священник назван то Макарием Воронежским, то Александром Воронежским, но таких иерархов в указанные годы не существовало. Во–вторых, к отцу Николаю часто приходили и незнакомые жертвователи, и в дневнике иногда появляются записи типа: «какая–то Ершова», «некто Бороздин», установить личность которых точно — невозможно. Наконец, идентификацию лиц осложняют также: омонимия имен, присвоенных священнослужителям, и отсутствие инициалов для известных дворянских фамилий (Голицыны, Чернышевы, Бобринские и др.) и для многочисленных столичных и провинциальных «знакомых» отца Николая (Арсеньев, Богомолов, Горбунов, Поляков, Попов). Иногда у близких друзей и родственников отсутствуют и фамилии (Александра Петровна, Илья Иванович, Матвей Иванович и т. д.).

http://lib.pravmir.ru/library/readbook/2...

Протасьев не был отлучен от гетмана; униженный тон писем должен был обезоружить Толстого, и трудно было найти другого человека, столь же хорошо знакомого с Малороссиею, в которой продолжались прежние явления. В том же 1718 году стародубские жители подали жалобу на своего полковника Журавку, жители Новгорода – на своего сотника Лисовского, прилуцкая полковая старшина – на своего полковника Галагана. Стародубский полк хотел иметь своим полковником Андрея Миклашевского, сына старого полковника, и полчане подали о том гетману заручную челобитную. Но гетман, думая, что с помощию Толстого теперь можно проводить своих, прочил в стародубские полковники известного нам Черныша; Миклашевский, ненавидимый старшиною, был известен за человека, преданного России, и потому Меншиков во время бытности своей в Малороссии настаивал у царя, чтоб дал указ о назначении его полковником. «О Черныше изволите знать, что оный не без противности есть», – писал Данилыч Петру. Меншиков хлопотал также о доставлении полковничества переяславского или другому Милорадовичу, Гавриле, или молдавскому полковнику Танскому, что очень не нравилось гетману и старшине. Любопытна просьба Гаврилы Милорадовича, поданная царю в апреле 1720 года: «Бил челом я в С. – Петербурге, как нас определили на Украйну: тогда П. А. Толстой при графе Гавриле Ивановиче и бароне П. П. Шафирове сии слова объявил: ну, господа Милорадовичи! Царское величество жалует вас, полковнику Гавриле 300 дворов (а тех дворов и полутораста не получил), и при первой оказии быть вам полковниками на Украйне. Брату моему сказали в то время быть полковником гадяцким; и вскоре потом Переяславского полка полковник Тамара умер; я бил челом в 1717 году, и ваше величество изволили повелеть мне быть полковником; о сем же просил и на Москве и напоминал ее величеству государыне царице; в 1718 году ездил паки в Петербург и просил милости у государыни царицы, которая изволила господину гетману о сем говорить и изволила призывать тайного советника П. А. Толстого и сказала ему: сходи от меня к гетману и скажи ему, что я сама просила царское величество и Гавриле Ивановичу приказано, чтоб быть Милорадовичу полковником.

http://azbyka.ru/otechnik/Sergej_Solovev...

Воины Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского, подобно кметям Всеволода, «под трубами повити и под шеломы возлелияны, конець копия вскормлены в Литовъской земли». Природа в «Задонщине» на стороне русских и предвещает поражение «поганых»: «А уже беды их (врагов. – В. К.) пасоша птицы крилати, под облакы летають, ворони часто грають, а голицы своею речью говорять, орлы восклегчють, а волцы грозно воють, а лисицы на кости брешут». Зато Дмитрию Ивановичу «солнце... ясно на вьстоцы сияеть, путь поведает». Первый кровопролитный бой заканчивается поражением русских: «Грозно бо бяше и жалостно тогда видети, зоне трава кровью пролита, а древеса тугою к земли преклонишася»; «По Резанской земли, около Дону: ни ратаи, ни пастуси не кличут, но часто вороне грають, зогзици кокують трупу ради человечьскаго». Павших воинов оплакивают жены: княгини и боярыни. Их плачи построены, подобно плачу Ярославны, на обращении к ветру, Дону, Москве-реке. Вторая часть «Задонщины» – «похвала» прославляет победу, одержанную русскими, когда из засады выступил полк Дмитрия Боброк Волынца. Враги обратились в бегство, а русским досталась богатая добыча: «...жены рускыя въстескаша татаръским златом», «по Руской земли простреся веселье и буйство и възнесеся слава руская на поганых хулу». Стиль повествования «Задонщины» радостный, мажорный. Автор се проникнут сознанием конца периода «туги» и «печали». По сравнению со «Словом» «Задонщина» более абстрагирует и «психологизирует» действие. Так, новгородцы сетуют на то, что они не поспевают на помощь Дмитрию. Съехавшиеся русские князья обращаются с речью к Дмитрию. Андрей Полоцкий ведет беседу с Дмитрием Брянским, Дмитрий Иванович – с Владимиром Андреевичем, храбрый Пересвет разговаривает с Ослябей, Дмитрий произносит торжественную речь «на костех» после одержанной победы. Значительно усилен в «Задонщине» по сравнению со «Словом» христианский элемент и вовсе отсутствуют языческие мифологические образы. В уста героев вкладываются благочестивые размышления, молитвенные обращения, вводится религиозная фантастика (Борис и Глеб молитву творят «за сродники своя»), русские войска сражаются за «святыя церкви, за православную веру». Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич ведут борьбу «за землю Рускую и за веру крестьянскую». Все это свидетельствует о возросшей роли церкви в Московском государстве.

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

Брат Савы Тимофеевича Сергей (1860–1944) пригласил в 1892 г. в родительский дом, где жил и сам, художника И.И. Левитана, которому в то время негде было жить. Художника поселили во флигеле, где для него была оборудована и мастерская. Левитан жил там до самой своей смерти в 1900 г. Сергей Тимофеевич старался создать художнику все условия для работы: снабжал холстами, красками, подрамниками. После кончины художника его похоронили как близкого человека. В 1885 г. Московское губернское земство открыло Торгово-промышленный музей кустарных изделий. Была создана кустарная комиссия, в которую вошел Сергей Морозов. Он разработал основы преобразования деятельности музея. В 1890 г. С.Т. Морозов становится заведующим Кустарным музеем, в 1903 г. строит на свои средства новое здание (в Леонтьевском переулке, проект архитектора С. Соловьева ) и переводит гуда музей, а в 1911 г. к зданию пристраивается зал для размещения магазина, где продавались изделия народных умельцев. Вестибюль здания украсил камин работы М.А. Врубеля. В должности заведующего Морозов оставался до 1897 г., после чего был избран почетным попечителем музея и продолжал руководить им. К работе в Кустарном музее Морозов привлекает В.М. и А.М. Васнецовых, М. Якунчикову, В.Д. Поленова и других. Для оформления нового здания музея Морозов приглашает К.А. Коровина. На личные средства С.Т. Морозова были устроены первые земские учебные мастерские: корзиночная в Голицы-но, игрушечная в Сергиевом Посаде. Для этих и других мастерских Морозов построил здания. Он также участвовал в поддержке кооперации в промыслах и создании производственных артелей кустарей. Организовал фонд кредитования кооперативного движения, передав земству для этой цели 100 тыс. рублей (фонд получил имя С.Т. Морозова). В числе первых артелей была Хотьковская артель резчиков. В конце XIX – начале XX вв. по примеру московского музея были организованы кустарные музеи в Вятской, Костромской, Нижегородской, Вологодской, Пермской губерниях. Вместе с И.В. Цветаевым, профессором университета, С.Т. Морозов был учредителем Музея изящных искусств на Волхонке, впоследствии подарил музею свою небольшую коллекцию полотен западноевропейских и русских художников. Материальной поддержкой Морозова пользовалось Строгановское училище, членом совета которого он был. Оказывал материальную помощь художникам Поленову и Серову; построил народный дом им. Поленова на Пресне.

http://azbyka.ru/otechnik/sekty/kultura-...

Пестредь, мерою тринадцать аршин. Пятьдесят восемь бязей с остатком, мерою 491 аршин 1 четверть. Восемь кушаков, полушелковых разных цветов. Сорок девять тюков сафьянов разных цветов, счетом 246 сафьянов. Сафьян лазоревой, поднос Степана Дорогова. 60 оленин деланых целых осенних. 36 оленин деланых вешнины свищеватых. 18 ирох (?) деланых. 361 овчина деланых. 314 овчин сырых, неделаных. Рассамак неделаной. Восемь медведень больших, девятая малая медведеня. Сорок два песца белых деланых. Пять волков серых. Четырнадцать юфтей красных кож телятиных, в том числе кожиц черная. Шесть юфтей белых телятиных кож. Пол четверти кожи телятиных белых без хозов. Семь юфтей телятиных сыромятных кож. Четыре сумки новые, пятые подержаные. Пол кожи телятины белые. Девять хозов подошевых. 46 кож быковых сырых. Морских четыре заечьих кож, да нерпа большая неделаная. Четыре кожицы заечьи маленьких длиною в аршин. Мех сшитой кожаной дубленый. Да кожаных дубленых верхниц 60 Лопских, конен новых и держаных 24, да рукавицы Лопские. Да Лопских Поморских оленьих подушечных наволочек 51. Да Лопская перинная наволочка оленья. Тринадцетеры голицы. Братцких и мирских десятеры сапоги телятинные новые, и в том числе трои сапоги сафьяные. Шестеры башмаки братцкие новые. Сапоги желтые сафьяные мужские квивые. Суды: Шесть оловянников подержанных, в том числе два оловеника без кровель. Шесть кружек оловяных. Осмь кружек маленьких оловяных подержанных, в том числе три ломаных. Судки целые вчетвером (кушать) оловянные в гнездах, подержаны. Два оловеничка, да перешница оловянные резные. Двои судки оловеные подержаны. 24 пузырька скляненых. Семь стаканов оловянных дюжинных. Иготь медная, в чем толкут перец. Воронка белова железа большая. Воронка медная небольшая. Ставик Немецкой в красной коже, писан сусальным золотом, а в нем солонка яшмовая черная, испорчена. Став деревянной зеленой, а в нем девять блюд Троецких деревянных, десятое блюдце малое, подпись на них золотом. Блюдо скляничное. Двенадцать сковородок медных луженых, весу в них 28 фунтов без осмухи.

http://azbyka.ru/otechnik/Leonid_Kavelin...

Никита дошел до крайней угловой комнаты. Здесь вдоль стен стояли покрытые пылью шкафы, сквозь их стекла поблескивали переплеты старинных книг. Над изразцовым очагом висел портрет дамы удивительной красоты. Она была в черной бархатной амазонке и рукою в перчатке с раструбом держала хлыст. Казалось, она шла и обернулась и глядит на Никиту с лукавой улыбкой пристальными длинными глазами. Никита сел на диван и, подперев кулаками подбородок, рассматривал даму. Он мог так сидеть и глядеть на нее подолгу. Из-за нее, — он не раз это слышал от матери, — с его прадедом произошли большие беды. Портрет несчастного прадеда висел здесь же над книжным шкафом, — тощий востроносый старичок с запавшими глазами; рукою в перстнях он придерживал на груди халат; сбоку лежали полуразвернутый папирус и гусиное перо. По всему видно, что очень несчастный старичок. Матушка рассказывала, что прадед обыкновенно днем спал, а ночью читал и писал, — гулять ходил только в сумерки. По ночам вокруг дома бродили караульщики и трещали в трещотки, чтобы ночные птицы не летали под окнами, не пугали прадедушку. Сад в то время, говорят, зарос высокой густой травой. Дом, кроме этой комнаты, стоял заколоченный, необитаемый. Дворовые мужики разбежались. Дела прадеда были совсем плачевны. Однажды его не нашли ни в кабинете, ни в доме, ни в саду, — искали целую неделю, так он и пропал. А спустя лет пять его наследник получил от него из Сибири загадочное письмо: «Искал покоя в мудрости, нашел забвение среди природы». Причиною всех этих странных явлений была дама в амазонке. Никита глядел на нее с любопытством и волнением. За окном опять появилась ворона, осыпая снег, села на ветку и принялась нырять головой, разевать клюв, каркала. Никите стало жутковато. Он выбрался из пустых комнат и побежал на двор. У колодца Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был желтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашел Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голицы — кожаной рукавицы, надетой на руку.

http://azbyka.ru/fiction/detstvo-nikity/...

Лит.: Клингер В. Животное в античном и современном суеверии. Киев, 1909–11. А. Гура Говение Приготовление православных к таинству причащения. Говение включало пост, воздержание, посещение всех богослужений в продолжение хотя бы одной недели и чтение всех домашних молитв по молитвеннику. Голбец В русской избе небольшая дощатая пристройка у русской печи у входа, вдоль ее боковой стены, обычно высотой до лежанки, иногда ниже, чтобы на нем можно было сидеть (припечек). В голбце устраивалась лесенка для подъема на лежанку, дверки с полками для хранения мелочей, сушки одежды, обуви, лаз в подполье. У В. Даля голбец определяется так: «деревянная приделка к печи, с лазом на полати, со сходом в подполье или в подпечек; казенка у печи, деревянная лежанка, широкая лавка, рундук». В некоторых областях России голбец расписывали масляными красками. По народным поверьям, голбец считали домом доброго, расположенного к хозяевам домового. Голгофа (арам.: череп), место черепа, лобное место, холм на северо-западе от Иерусалима; место суда и смертной казни; место распятия Иисуса Христа. По христианскому преданию, в Голгофском холме был погребен Адам. Кровь Христа стекала на череп Адама и в его лице омывала все человечество от скверны греха, отсюда изображение черепа – «адамовой головы» – в подножии креста. Голгофа в представлениях Святой Руси, в поверьях крестьян – «Пуп Земли», священный центр мира. Голик Веник из березовых прутьев без листьев. Голиндуха Голодное время, когда у крестьян кончались последние запасы хлеба и овощей. Название Голиндуха носили 2 дня в году: 5/18 февр. – Агафья Коровница, 12/25 июля – Прокл – Великие росы. Голицы Кожаные рукавицы без подкладки. Голова сахару Форма, в которой продавался в России сахар-рафинад, в виде округлого конуса весом несколько фунтов, завернутого в синюю вощеную «сахарную» бумагу. Сахар был плотный, голубоватого оттенка, перед употреблением его кололи тяжелым косарем, а при питье чая кололи на мелкие кусочки особыми щипцами. Чай в России пили только с рафинадом, гл. обр. вприкуску: считалось, что сахарный песок, тогда не рафинированный, портит вкус и цвет чая, высоко ценившегося. Головизна

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил: — Все кончанские голицы макают, и мы теперь будем макать. Она зажохнет, — страсть ловко драться. Пойдешь на деревню-то? — А когда? — Вот пообедаем и пойдем. Матери ничего не говори. — Мама отпустила, только не велела драться. — Как не велела драться? А если на тебя наскочат? Знаешь, кто на тебя наскочит, — Степка Карнаушкин. Он тебе даст, ты — брык. — Ну, со Степкой-то я справлюсь, — сказал Никита, — я его на один мизинец пущу. — И он показал Мишке палец. Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом: — У Степки Карнаушкина кулак заговоренный. На прошлой неделе он в село, в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза — не вру. Никита задумался, — конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет — трус. — А как же ему кулак заговаривали? — спросил он. Мишка опять сплюнул: — Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами под железными столбами?» Вот тебе и все… Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы, стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстый, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник», — и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду. Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблеял: — Саааами безде-е-е-ельники. Когда Никиту с черного крыльца стали кричать — идти обедать, Мишка Коряшонок сказал: — Смотри, не обмани, пойдем на деревню-то. Битва Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лед в том месте, где в нем был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», — со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лед пузырями. Продолбив лед, Мишка зажег спичку и поднес к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.

http://azbyka.ru/fiction/detstvo-nikity/...

Я спросил: — Разве еще сечь будут? — А как же? — спокойно сказал Цыганенок. — Конечно, будут! Тебя, поди-ка, часто будут драть… — За что? — Уж дедушка сыщет… И снова озабоченно стал учить: — Коли он сечет с навеса, просто сверху кладет лозу, — ну тут лежи спокойно, мягко, а ежели он с оттяжкой сечет, — ударит, да к себе тянет лозину, чтобы кожу снять, — так и ты виляй телом к нему, за лозой, понимаешь? Это легче! Подмигнув темным, косым глазом, он сказал: — Я в этом деле умнее самого квартального! У меня, брат, из кожи хоть голицы шей! Я смотрел на его весёлое лицо и вспоминал бабушкины сказки про Ивана-царевича, про Иванушку-дурачка. III Когда я выздоровел, мне стало ясно, что Цыганок занимает в доме особенное место: дедушка кричал на него не так часто и сердито, как на сыновей, а за глаза говорил о нём, жмурясь и покачивая головою: — Золотые руки у Иванка, дуй его горой! Помяните мое слово: не мал человек растет! Дядья тоже обращались с Цыганком ласково, дружески и никогда не “шутили” с ним, как с мастером Григорием, которому они почти каждый вечер устраивали что-нибудь обидное и злое: то нагреют на огне ручки ножниц, то воткнут в сиденье его стула гвоздь вверх острием или подложат, полуслепому, разноцветные куски материи, — он сошьёт их в “штуку”, а дедушка ругает его за это. Однажды, когда он спал после обеда в кухне на полатях, ему накрасили лицо фуксином, и долго он ходил смешной, страшный: из серой бороды тускло смотрят два круглых пятна очков, и уныло опускается длинный багровый нос, похожий на язык. Они были неистощимы в таких выдумках, но мастер все сносил молча, только крякал тихонько да, прежде чем дотронуться до утюга, ножниц, щипцов или наперстка, обильно смачивал пальцы слюною. Это стало его привычкой; даже за обедом, перед тем как взять нож или вилку, он муслил пальцы, возбуждая смех детей. Когда ему было больно, на его большом лице являлась волна морщин и, странно скользнув по лбу, приподняв брови, пропадала где-то на голом черепе. Не помню, как относился дед к этим забавам сыновей, но бабушка грозила им кулаком и кричала:

http://azbyka.ru/fiction/detstvo-gorkij/...

  001     002    003