| Иногда я, конечно, додумываю. Думаю: вот, урок мне был преподан, или вот меня проверяли, а я чуть было не провалилась при проверке. Потом с течением времени всегда оказывается, что все было не так. Логическая цепочка разваливается, в зайце оказывается утка, в утке яйцо, в яйце динозавр. Правдой оказываются не уроки и не проверки, а только те предельно простые ситуации, когда все было очень-очень плохо, было адом и вдруг самым хорошим образом наладилось и управилось. Когда меня попросили прокомментировать этот отрывок Евангелия от Иоанна, я сначала запаниковала, потом отложила на потом, потом... стала просто бездумно копошиться в Интернете. Наткнулась на изображение Адама и Евы — какое-то не очень приятное. Стала думать о том, есть ли такая традиция изображать Адама и Еву уже с печатью греха на лице и в движениях тела. «Гугл» показал, что да, кажется, такая традиция есть, они редко просто красивые, они странноватые, и так их изображали самые разные художники во все времена. Стала вспоминать, где я все-таки видела красивых, и вспомнила, что в Библии для малышей, которую мне в 1987 году привез папа из Африки (Африка была перевалочным пунктом в Антарктиду, папа был метеорологом и ехал туда в экспедицию). Дома сейчас все книги запакованы к переезду, а Интернет мне папину книгу нашел: на обложке — Добрый Пастырь. То есть получается, что вы меня, тридцатисемилетнюю, попросили поговорить о самом первом образе Христа в жизни семилетней советской девочки. Из старого книжного шкафа, в котором в моем детстве стояла эта книга, дедушка сделал потом лодку. В общем, когда я начала думать об этом отрывке, я думала в первую очередь о себе. О том, как меня всегда спасают, подхватывают, о том, как стоит мне свихнуться и решить пуститься во все тяжкие — так все тяжкие сразу сами по себе уплывают, как гантели под несдвигаемый диван. О том, как однажды мне на выставке в Гостином Дворе подарили икону «Взыграние младенца», и по пути домой мне муж сказал, что московская квартира, в которой мы собирались жить и растить нашего будущего ребенка, «уплыла». Я помню себя стоящей под дождем и прижимающей икону к груди и четко-четко понимающей, что это все очень почему-то к лучшему, причем к самому лучшему. Я еще не знала, что следующие 11 лет проживу в Жостово и стану совсем другим человеком. И что, когда через 11 лет внезапно почувствую себя богооставленной, человекооставленной, мечтооставленной и вообще совершенно ни на что не годной — мне позвонит отец Дионисий, настоятель храма в соседнем селе и попросит вести экскурсии в храме. В общем, я думала о том, что я на учете и под присмотром, и что у меня, как у овечек в Шотландии, раскрашен бок. |
| Мои отец и дед были священниками в те тяжелые советские времена, когда Церковь притесняли Что касается решения стать священником, я давно заметил, что любой ребенок проходит несколько этапов веры. Сначала это вера детская, искренняя и не требующая никаких доказательств. Потом наступает время, когда в твоей душе зарождаются вопросы, на которые ты ищешь ответы в вере, и если не находишь их, то отказываешься от веры. Не в том смысле, что ты говоришь: «Я не верю ни во что», – а в том смысле, что вера перестает быть для тебя актуальной. И дальше всё зависит от того, как сложится твоя судьба. Если ты будешь искать, будешь думать, как найти ответы на те вопросы, которые ставит перед тобой жизнь, возможно, это приведет тебя ко священству. Меня часто спрашивают, почему мой сын не священник и почему я не настоял, чтобы он принял сан. Ну, просто потому, что решение стать священником должно быть добровольным. Это не профессия – это вид служения, на которое ты избираешься, в общем-то, Богом, признаешь ты это или нет. В моем случае это вообще чудо, потому что я был близок к Церкви, работал в Церкви, помогал в алтаре, но мог также работать переводчиком, водителем и никогда не думал, что приму священный сан. В какой-то момент мне посоветовали задуматься об этом, и я не отринул такое предложение. А когда сказали, что настал момент, когда меня может рукоположить Святейший Патриарх, я понял, что это будет благословение Божие. – Ваш отец был первым священнослужителем, назначенным Русской Православной Церковью (РПЦ) настоятелем Русского подворья в Софии, где мы сейчас находимся. Каковы ваши вспоминания о детстве в Болгарии? Священник – это не профессия. Это вид служения, на которое ты избираешься, в общем-то, Богом, признаешь ты это или нет – Если бы мне год назад сказали, что я когда-нибудь буду служить в Болгарии, я, наверное, не поверил бы и рассмеялся. Но сейчас мы действительно сидим с вами в том самом храме, где служил мой отец. Сюда я приехал, по-моему, в четвертом классе школы. Это возраст, когда ты начинаешь любить учиться, по-настоящему смотреть на окружающий тебя мир. |
| Участники под воздействием «лидеров мнения» искренне считали, что в храме была исполнена песня, которую на самом деле вмонтировали в ролик позже, в студийных условиях. Красноречивые примеры подобных технологий, используемых против Церкви, священнослужителей, Патриарха и вообще христианства, я привел в моей книге «Что это было? Весеннее антихристианское обострение», которая частично выложена в Интернете. В этом сочинении я показал, как подчас из вроде бы безобидной, а порой — грубой и клеветнической болтовни в сетях, в радиоэфире, в телестудиях и на страницах СМИ вырастают хулиганские действия в отношении верующих, вандализм, связанный с христианскими святынями, погромы, поджоги храмов и часовен, физическое нападение на священнослужителей и даже убийства. Все это мы «проходили» в советские времена, когда террор, направленный против Церкви, обернулся террором против всего народа, в том числе и против тех, кто участвовал, одобрял или просто индифферентно наблюдал антихристианскую вакханалию атеистов. Испокон веков христиане претерпевали гонения на Церковь, для нас это не ново, бывали времена и пострашнее, но сегодня Промыслом Божиим мы увидели методы гонений, соответствующие нынешнему постмодернистскому времени, уничтожающему всякую норму, элементарную этику и представление о человеке как о создании Божием. Цель эпохи постмодерна, в которую мы вступили, именно и состоит в том, чтобы дезавуировать и низложить христианские истины, а затем и вовсе стереть их из сознания наших современников. Цель этой эпохи — навязать человеку новые парадигмы, где грех объявляется манифестацией человеческой свободы, богохульство выдается за художественную акцию, а порок воспринимается как нечто сообразное человеческой природе. В этой ситуации заискивать перед гонителями, перенимая их язык и тон, пытаться соответствовать их конъюнктуре, быть подпевалами в общем хоре хулы на Церковь и ее служителей и даже отмалчиваться, когда при тебе поносят то, что свято для христианина, — значит становится иудами, предателями. |
| Если использовать предложенный вами военный термин — наступление, то можно сказать, что Церковь идет в наступление только на одном фланге — борьбы с грехом. Церковь не борется с людьми, испокон веков понятия «грех» и «грешники» разделяются. Грех — это то, с чем не может быть компромисса. А грешник заслуживает сочувствия, снисхождения, помощи. — В продолжение темы о положении Церкви в обществе. Церковь вроде бы отделена от государства, или этот тезис остался в советском прошлом? Во всяком случае заметно, что у президента России и Патриарха всея Руси доверительные отношения. — Дело не в советском времени, а в Конституции, где сказано, что никакая религия, никакая идеология не должны устанавливаться в качестве государственной. Хотя напомню, что до 1917 года православие у нас было государственной религией. За всю тысячелетнюю историю со времени Крещения Руси Церковь никогда не находилась в таком уникальном положении в отношениях с государством. Она никогда не была так свободна от государства, как сейчас. Могу совершенно ответственно заявить, сегодня государство не вмешивается во внутренние дела Церкви. Чиновники узнают о решениях Синода, когда я выхожу после его заседания и сообщаю журналистам о принятых документах. Кто не в теме, могут сказать: а что, было иначе? Было. В советские времена практически любое решение должно было быть согласовано с так называемыми уполномоченными по делам религий. В петровские времена Церковь являлась одним из министерств государства… В общем, проблемы были почти всю тысячу лет. Да, сегодня в чем-то государство помогает Церкви. Появилась возможность изучать православную культуру наряду с другими традиционными религиями в школе. Правительство помогает восстанавливать храмы и монастыри, большинство из которых являются памятниками культуры. Так делают в любом уважающем себя государстве. И что в этом плохого? Кстати, закон о возвращении религиозным организациям имущества религиозного назначения, принятый в 2010 году, касается всех традиционных религий и, подчеркну, инициирован правительством. Он имеет экономическую подоплеку. Правительство решило, зачем держать на государственном балансе здания, которые строились как храмы, дацаны, мечети, синагоги, лучше передать их церковным организациям. |
| – Ну православной журналистики вроде бы еще не наблюдается... – Ну что вы! Были клубы православных журналистов, гильдия религиозной журналистики... Но еще раз отмечу, религия – категория мировоззренческая, а не профессиональная. При этом, конечно, и в профессии люди могут искать тех, кто близок им по взглядам, особенно если в профессии есть очевидное нравственное измерение. Православные люди, работающие врачами, например, могут авторитетно заявить о своем отрицательном отношении к абортам, к эвтаназии. Кстати, еще в оригинальном тексте клятвы Гиппократа выражено неприятие и эвтаназии, и абортов. Если использовать предложенный вами военный термин – наступление, то можно сказать, что церковь идет в наступление только на одном фланге – борьбы с грехом. Церковь не борется с людьми, испокон веков понятия " грех " и " грешники " разделяются. Грех – это то, с чем не может быть компромисса. А грешник заслуживает сочувствия, снисхождения, помощи. – В продолжение темы о положении церкви в обществе. Церковь вроде бы отделена от государства, или этот тезис остался в советском прошлом? Во всяком случае заметно, что у президента России и патриарха всея Руси доверительные отношения. – Дело не в советском времени, а в Конституции, где сказано, что никакая религия, никакая идеология не должны устанавливаться в качестве государственной. Хотя напомню, что до 1917 года православие у нас было государственной религией. За всю тысячелетнюю историю со времени Крещения Руси церковь никогда не находилась в таком уникальном положении в отношениях с государством. Она никогда не была так свободна от государства, как сейчас. Могу совершенно ответственно заявить, сегодня государство не вмешивается во внутренние дела церкви. Чиновники узнают о решениях Синода, когда я выхожу после его заседания и сообщаю журналистам о принятых документах. Кто не в теме, могут сказать: а что, было иначе? Было. В советские времена практически любое решение должно было быть согласовано с так называемыми уполномоченными по делам религий. В петровские времена церковь являлась одним из министерств государства... В общем, проблемы были почти всю тысячу лет. |
| Мы официально осудили антицерковные репрессии. Выступая на II съезде НПСР я открыто заявил, что именно безумие богоборчества стало одной из причин развала СССР и всех наших нынешних бед. В истории партии, как и в церковной истории, есть страницы, о которых приходится сожалеть, когда действуют персонажи, коварно извращающие исконные идеалы учения. Уходят такие времена, но остаются и пагубно воздействуют на поколения их мрачные следы. Вам же известны предводители безбожников: Троцкий с его штабами мировой революции, Ярославский-Губельман с его издевательскими книжками… Разве для меня и моих товарищей допустимо состоять в одной партии с такими «деятелями»?.. Мы где вьют теперь гнезда «птенцы Троцкого»… Интервью программе Русский дом О своей вере У меня — надеюсь, и у Вас тоже — не вызывают доверия люди, которые меняют свои взгляды, как перчатки. Сегодня таких перевертышей, к сожалению, полным-полно. Вчера он был активистом атеистической пропаганды, а сегодня в храме со свечкой стоит. При этом даже толком и перекреститься не может. Что касается меня, то я все-таки уже далеко не юноша. Пересмотр взглядов — когда это делается искренне, а не в угоду конъюнктуре — процесс долгий, болезненный и нелегкий. Вот молодым, тем легче. Например, дочка у меня — человек православный, глубоко верующий, церковный… Я же воспринимаю ценности вероучений больше как философ. Среди религиозных мыслителей наибольшее влияние оказали на меня Иван Ильин и петербургский митрополит Иоанн (Снычев), с которым я неоднократно встречался и которого искренне, глубоко уважал. Физически немощный старец, а сколько в нем было духовной силы, сколько воли! Как только его не поносили, в чем только не обвиняли, а он стоял, как скала. Имел смелость печатать свои пламенные патриотические проповеди в «Советской России». И когда — в самый разгар антикоммунистической истерии! В общем, сегодня, как никогда раньше, я отчетливо вижу, что в мире могут быть явления, которые нельзя объяснить исключительно материальными причинами. |
| Далеко не все мрачные. Вот, скажем, уважаемый Валерий Панюшкин, судя по всему, шутить точно умеет. Автору этих строк тоже пока вроде бы не отказывало чувство юмора. Значит, уже не все так плохо. В общем, как в анекдоте из жизни. Бабушка на исповеди говорит батюшке: «Ой, батюшка, во всем грешна!» Он в ответ: «И мотоциклы по ночам угоняла?» Она (ошеломленно): «Нет...» Батюшка: «Значит, уже не во всем грешна-то?» А насчет православных комиков — православным или неправославным является человек; христианство — это про мировоззрение, а не про профессию. Хорошие преподаватели часто дают студентам совет: перед любым обобщением надо остановиться и еще раз взвесить. И, прежде чем говорить обо «всех», как следует подумать. И когда я читаю вопрос с формулировкой «почему мы, православные, такие мрачные», то вспоминаю это университетское правило. Хотя готов согласиться, что стереотип «православный — значит мрачный» существует. И возник он, во-вторых, из-за тех неофитов, новообращенных православных людей, которые представляют себе веру как систему запретов, мрачный образ жизни и мыслей. Что мало соотносится с Евангелием. Ну и, во-первых, из-за шлейфа атеистических баек о религии, рожденных в советские времена. 4. Как мы, Церковь, ухитряемся запрещать презервативы и не запрещать мотоциклетные шлемы? Ведь и то и другое — попытка вмешаться в Божий промысел. Почему мы, Церковь, против абортов, но не против смертной казни? Почему вообще мы, Церковь, так много вмешиваемся в половую жизнь нецерковных людей и совсем не призываем милости к ним? Поскольку Вам уже многие ответили (за что отдельное спасибо ответившим), позволю себе не цитировать еще раз «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Напомню лишь: даже в учебниках пастырского богословия подчеркивается основной принцип отношения пастыря к пастве — сострадательная любовь. Хороший священник никуда не лезет: ни в душу, ни тем более в постель. Он просто радуется с радующимися и плачет с плачущими. 5. Почему наши священники врут во время богослужений? На отпевании говорят: «Сие есть чадо мое по духу» про покойника, которого видят впервые в жизни. Или говорят: «Изыдите, оглашенные», а после этих слов оглашенные остаются стоять в храме, и священники продолжают служить как ни в чем не бывало. |
| — Подождите, бутерброд. Если нормальный бутерброд, то только после 15-го апреля, хорошо? — Вы имеете в виду – после Пасхи? — Да. — То есть до Пасхи Вы завтракать не собираетесь? — Бутербродами – нет! — Я хочу начать эфир с радостной новости о том, что вышел апрельский выпуск журнала «Фома». Он, вопреки погодным условиям, совершенно весенний. На обложке – «Бурановские бабушки». Вы знаете, они – прекрасны. Смотришь на людей, которые полны позитива: вот они стоят, поют — сердце прямо радуется. А на обложке «Фомы» они появились в связи с тем, что едут они на «Евровидение» для того, чтобы попытаться через свои выступления построить храм. Им популярность, по сути, не нужна! В своем маленьком селе, которое никому неизвестно, они хотят построить храм. Его там не было уже несколько десятков лет. И вот с этой благородной целью они и вышли на сцену. Им для себя, как выяснилось, ничего не нужно. Я считаю – просто здорово, особенно, когда люди в таком возрасте взяли на себя такую прекрасную инициативу. — Да, можно сказать, что с них нужно брать пример, потому что эти люди молоды душой. — Совершенно с Вами согласна. Кроме Бурановских бабушек в апрельском номере «Фома» много других интересных тем, вот, в частности, мне тему номера хотелось бы отметить. «О библейских пророчествах». Действительно, в Библии существуют пророчества — это те места, которые рациональным умом понять очень сложно. Но вот каким-то образом умные люди умудряются как-то все это трактовать. И перекладывать это на реалии нашей жизни. — Я бы, наверное, все-таки сказал: не умные люди, а люди, которые как-то связаны с Богом. — Одно другому противоречит? — Да, Вы знаете, ума недостаточно. Должно быть еще сердце. Церковная история знает массу людей, которые знали пророчества, в отличие, скажем, от просвещенных, образованных умов и т.д. Совсем недавно, в советские времена, в Свято-Троицкой Сергиевой лавре жил такой архимандрит Серафим. Очень интересный человек, батюшка. Но у него было всего три класса образования. Он попал в коллективизацию, не смог там поучиться, потом гражданская война, после — Великая Отечественная. После Отечественной войны он ушел в Троицкую Сергиеву лавру, в монастырь. И всю жизнь там прожил. И где-то в конце 70-х, начале 80-х годов стране понадобился новый пасквиль на Церковь. В общем, был такой заказ (Мы, кстати, и сейчас можем наблюдать обилие заказов на Церковь со стороны определенных СМИ). |
| Насколько я понимаю, в Синодальном отделе, по крайней мере, одна из, наверное, основных зон Вашей ответственности — это церковно-государ ственные отношения. Я прав? А. Щипков — Да, так и есть. Распоряжение патриарха. К. Мацан — Ну, вот тогда, наверное, с этой темы и начнем. Тема взрывоопасная, на самом деле, и постоянно к ней обращаются, и говорят о разных стадиях в отношении Церкви и государства, о близости, о внутренней при этом конфликтности и так далее. Где сейчас бьется для Вас, как для человека, для которого эта тема профильная, главный нерв этих отношений? А. Щипков — Ну, Вы знаете, на самом деле сегодня отношения между Церковью и государством достаточно спокойные и стабильные. Поэтому как-то вот вычленить какой-то особый нерв я, может быть, и не могу. Есть текущие дела, которые требуют каких-то решений — компромиссных решений порой. Но это обычное дело. Они связаны и с законодательство м, и с хозяйственной деятельностью. Но когда говорят о сложных отношениях между Церковью и государством, всегда обычно понимают отношения политические, в первую очередь. А они на протяжении истории Церкви всегда были непростые, потому что очень часто государство пыталось подчинить себе Церковь, и подчинить достаточно радикально. Ну, история Церкви — огромная, но такие вот примеры, которые на виду, — это, например, отношение к Церкви династии Романовых. У нас принято считать, что чуть ли не XIX в XVIII века — это такие вообще благодатные времена были, в общем, для Церкви, но это далеко не так. Петр отменил патриаршество. Он его запретил, попросту говоря. К. Мацан — Екатерина отняла земли. А. Щипков — Чем нарушил вообще всю церковную структуру. И в течение 200 лет Церковь находилась в неестественном для себя в этом смысле состоянии — без главы. И в достаточно жестком государственном подчинении. А советская власть — ну, вот этот маленький период, 1917 — 1918 годы, восстановление патриаршества — и буквально с 1925-го уже, фактически, патриаршество опять было упразднено — до 1943 года. В 1943 году, в силу особых исторических обстоятельств, произошло второе восстановление патриаршества в течение одного столетия. На это не обращают внимания. Так принято считать, что вот в XVIII, а на самом деле в ХХ веке два раза восстанавливалос ь патриаршество. |
| Христиане более-менее спокойно жили в те времена, когда существовали большие христианские империи. Кроме Российской Империи, допустим, были еще Австро-Венгерская, Британская, Португальская, Испанская. Тогда, под коронами христианских королей христиане тоже преследовали друг друга, например, за ересь, но само исповедание Христова Имени не являлось источником угрозы для человека. Сегодня, когда все, с одной стороны, уравнены в правах, и все веры равны перед светским законом в разных странах, христиане являются самой гонимой группой людей, это зона риска. Вот об этом они и будут говорить. Христиане на Востоке, христиане на Западе, христиане в разных странах, где ослабела христианская нравственность, и есть много враждебных к христианству групп — все это будет темой встречи Святейшего Патриарха Кирилла с Понтификом. Если будут подниматься какие-то ещё вопросы, то потом, очевидно, будет какая-то информации для народа Божьего, о чём говорили, что было. Встреча на нейтральной территории — это очень хорошо. С одной стороны, Куба — это зона влияния латинских миссионеров. С другой, Куба — это братская, дружественная нам страна, исторически близкая, благодаря советскому периоду. Куба до сегодняшнего дня сохраняет своё доброе отношение к России. Поэтому место очень удобное. Вы, конечно, всё равно будете переживать, скажем, о заговорах наших врагов, о шёпоте в кулуарах за нашей спиной, о составлении злых планов против нашей веры. Всё это, конечно, есть, нельзя по-детски благодушествовать и думать, что нас все любят. Нас не все любят, это факт. С другой стороны - перебарщивать с опасениями тоже нельзя, потому что иначе жизнь становится невозможной: ты перестаёшь всем верить. А ты должен молиться за Патриарха и за своего епархиального епископа как за господина и отца, в особенности на Литургии по освящении Даров, на Херувимскую песнь. В общем, без молитвы и доверия друг к другу ничего не получится. Сегодня я хочу поговорить с вами о зависти. Такая незаметная бацилла присутствует в нашей жизни. Мы носим её в себе, но не всегда распознаём в себе эту страсть, этот грех. Тем не менее, она мотивирует наши поступки, движет нас на разные дела, на разные слова о ком-то или о чём-то, и мы под действием страсти — а страсть — это моторчик наших действий — многое в жизни совершаем. |
|
|
