| Протоиерей Димитрий Климов о Крещенских купаниях: обряд или экстрим Настоятель Свято-Никольского кафедрального собора, в канун праздника Крещения Господня говорит о том, что общего у крещенских омовений, зимних забав и звонка маме 18 января, 2016 Настоятель Свято-Никольского кафедрального собора, в канун праздника Крещения Господня говорит о том, что общего у крещенских омовений, зимних забав и звонка маме Проходят святки. Уставший от праздничного марафона народ, утратив последние надежды без потерь вернуться в привычную житейскую колею, собирает силы для ещё одного январского рывка – праздника Крещения Господня. «А ну-ка, парни, а ну-ка, девушки» Мы любим праздники, но не всегда знаем, что с ними делать и как их встречать. Само слово «праздный» в переводе со старо-славянского языка означает пустой. Поэтому беременная женщина непраздная, т.е. не пустая. Праздничный день это день пустой от повседневных дел, освобождённый для другого наполнения. И это наполнение зависит от того, какой это праздник религиозный, светский, личный или общественный. Если праздник не наполнять смыслом, то он становится просто пустым, выходным днём. Главный метод наполнения праздника определённым смыслом — коммеморация т.е. совместное воспоминание какого-либо события. Но специфика христианского праздника в том, что события, которые мы вспоминаем происходили не только во времени, но и вне времени, в вечности. Поэтому мы можем не только вспоминать их, но и участвовать в них. Этому участию помогает и на него настраивает тематика богослужения. В молитвах и песнопениях многократно описывается сюжет праздника и его богословский смысл. Ум, молящегося в храме человека, буквально погружается, как в питательную среду, в евангельские образы. Но не только вербальным способом происходит это погружение, ему способствует и атрибутика праздника. В день Входа Господня в Иерусалим верующие стоят в храме с ветками вербы, как встречающие Христа и воспевающие Ему осанну люди 2000 лет назад. В Великую пятницу на середину храма полагают плащаницу, как тело умершего Спасителя в гроб. В день Пятидесятницы дома и храмы украшают ветвями деревьев, травой и цветами в знак того, что Дух Святой животворит всё вокруг. В Рождество сооружают вертепы не только для наглядной иллюстрации, но для возможности ощутить себя предстоящими перед Богомладенцем вместе с волхвами и пастухами. Ну а в день Крещения Господня многие верующие люди трижды окунаются в воду после её освящения. |
| — А что такое любовь, по-вашему? — (не задумываясь) Жертва это. Жертвуем всем, что имеем сами, ради любимого человека. Почему сейчас семьи рушатся? Потому что люди любят плотской любовью: вот я хочу его и всё! А ведь есть любовь духовная Раньше ведь не было такого: «Вот я полюбила, пойду-ка замуж за него выйду». Никуда ты не выйдешь, пока родительского благословения не получишь. Почему сейчас семьи рушатся? Потому что люди любят плотской любовью: вот я хочу его и всё! Потом приходит насыщение и всё заканчивается. А ведь есть любовь духовная. Брак заключается на небе, а испытывается на земле. Отец сыну сказал: «Вот это твоя жена, ты с ней будешь жить всю жизнь». И, с благословения отца, двое сходятся, приобретают уважение и любовь друг к другу. — То есть любовь — дело наживное? — Может, мы по-разному понимаем слово «любовь»? Есть плотская — «хочу этого человека». Есть другая, жертвенная — «хочу, чтобы этому человеку было хорошо». Разница большая очень. Соблазняются оба, а потом время проходит, и всё, кончилась «любовь». Если мы хотим, чтобы нормальные семейные отношения были, нужно всё-таки как-то «поиспытывать» это чувство, не торопиться. — Как вы к Богу пришли, как захотели служить Ему? — Как пришёл… А вообще, интересно это было. Все крещёные были у меня в семье. Один я — некрещёный. И у мамы в сумочке лежали крестики, я спрашивал всегда: «Мама, а где мой крестик, почему нет его?» Меня всегда это коробило очень. И дальше, даже будучи некрещёным, я видел очень много чудес, явных чудес. Один раз работали в колхозе. Там ребятишки деревенские были, и девчонки местные им на нас нажаловались, ну, как бывает — девчонки-мальчишки… Те решили нас поколотить. Мы об этом, естественно, не знали. Там был храм разрушенный, мы туда пришли почему-то, и в алтарной части сели. Они пришли туда тоже, и давай нас подначивать, ну, чтобы подраться. И я вдруг им говорю: «Парни, давайте порассуждаем: какой смысл драться? Спросите ваших девчонок, мы хоть кого-нибудь оскорбили?» Оказалось, нет. В общем, сели мы с ними вместе, посидели, да и разошлись мирно. |
| И еще один такой знаменательный для меня момент был. Отец мой очень был бедный, – одиннадцать человек. Он меня отправил в простом пиджачке, брюках, самых бедных. И вот наступает октябрь месяц, и холодно. А я так в саду в Семинарии ежился от холода. А из окна напротив инспектор сидел и видел меня. И послал помощника: позови его сюда. Он подходит ко мне: «Суздальцев, к инспектору!» Докусов Николай Петрович. А заместитель его, помощник – Бойцов Николай Васильевич. Я прихожу: «Ты чего так дрожишь, чего так бедно одет?» Я, конечно, со слезами на глазах рассказал историю, какая семья. На войне пять братьев было, отец бедный, в долгу, еще занимал во время войны, чтобы прокормить пятерых–шестерых… Он говорит помощнику, этому Николаю Васильевичу Бойцову: «Дай ему денег, чтобы он завтра поехал, купил: оделся и обулся по–человечески». На второй день я прихожу, он мне дает большую сумму, я поехал в Москву. Купил всего: и туфли, и галстук, и белые рубашки, пиджак, теплую одежду, шапку. На человека стал похож. Это все первый класс. И первый класс еще знаете, как увенчался, – таким радостным приятным событием. Был такой Константин Владимирович Нечаев, впоследствии митрополит Питирим. Он был старшим иподиаконом у Патриарха Алексия Первого. Патриарх Алексий Первый – это святой человек. И он меня вводит в состав иподиаконов 18 декабря 1951 года. Ну, конечно, я так обалдел от радости: состав какой, там все парни… И все пошло, пошло. Заканчиваю второй класс, и опять под Николу, 18–го прихожу на службу, и как-то захромал. А у меня получилось сильное обострение, колено. Патриарх сидел в кресле. Заметил меня: «Сережа, подойди сюда, пожалуйста. Ты чего хромаешь?» «Ваше Святейшество, обострение у меня коленного сустава, болят, сильно хромаю». Он подзывает: «Данила Андреевич, иди–ка сюда. Дай ему завтра денег, чтобы он поехал на мацестинские ванны, подлечился и больше никогда не хромал». Прихожу, он мне дает конверт, там было 12 тысяч, больше. Мне хватило на билеты, на гостиницу и на мацестинские ванны. Я сразу поехал в Сочи, в Адлер, все… Значит, это декабрь месяц. А уже проходит некоторое время, и я прихожу в воскресный день. Патриарх служит. И я на коленях ползу к нему. Ползу на коленях. Он благословляет меня, я целую ему руки. Встаю, говорю: «Ваше Святейшество, – со слезами на глазах, – святейшее спасибо, я теперь не хромаю». Он благословляет меня, так по головке погладил: «Молись и учись хорошо!» Вот это событие настолько меня вдохновило и укрепило. Я получил, знаете, какой-то духовный сильный импульс от Святого Патриарха Алексия Первого. И вот с этим высоким духовным импульсом я по сей день. Ничто меня не соблазняет, ничто меня не соблазняло. И какие пути дальше? До четвертого класса я дошел, все благополучно. Вышел на дополнительную стипендию, все благодаря Николаю Ивановичу Миловидову, профессору. |
| Событие Крещения Господня описано у всех четырёх евангелистов достаточно подробно. Евангелие говорит о том, что сначала на берег Иордана вышел из пустыни Иоанн Предтеча и проповедовал покаяние. Многие люди приходили к нему и, исповедуя свои грехи, погружались в воду в знак Божественного прощения и омовения от греховной скверны. Праведность и святость пророка Иоанна была столь очевидна для всех, что многие решили, это и есть обещанный Мессия, т.е. Христос. Однако Иоанн отрицал это. «Идёт за мной Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его. Я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым» (Мрк. 1:7-8). И вот на берег Иордана приходит Иисус, и Иоанн узнаёт в Нём Сына Божия. И хоть необходимости для Господа в этом не было, Он тоже принимает крещение наряду со всеми людьми. А после крещения начинает свою проповедь и своё служение людям, которое через три года закончилось Крестом и Воскресением. Вся евангельская история географически локализована в известных местах Святой Земли. В том числе и берег Иордана с древнейших времён христианства был местом паломничества, куда приходили или приезжали христиане со всего мира, чтобы окунуться в его воды и таким образом стать причастниками освящающей и очищающей благодати. Но не все могут приехать к Иордану. В праздник Богоявления вера церкви превращает в Иордан все реки и все водоёмы. Недаром в этот день мы и называем крестный ход к реке «крестный ход на Иордан». Но дело в том, что купание в проруби для многих нецерковных людей стало уже просто экстремальным зимним развлечением. И погружение в святую воду совершенно не связано с верой в Христа и покаянием. Скорее это своеобразная ежегодная инициация в «а ну-ка, парни, а ну-ка, девушки», преодоление себя. И ничего так не помогает этим людям преодолевать себя, как баня и водка. Конечно, подобное участие в празднике вряд ли принесёт человеку духовную пользу. Ведь любой церковный обряд требует подготовки, осмысления и восприятия полноты даров подаваемых в нём. |
| Как и многим молодым людям, нам очень нравился дьякон Андрей Кураев — у меня был полный набор его книг, начиная от самой старой книги 90-х годов. Мы ждали, что он нового напишет, и покупали немедленно. Еще, конечно, я бы выделил святоотеческую литературу, и больше всего — Иоанна Златоуста. У нас тогда были некоторые тома в приходской библиотеке. Многие из нас читали или пели на клиросе и любили богослужебные книги, нам было интересно изучать, как можно выстроить службу, как сочетать фрагменты между собой. Уличное миссионерство У нас сложилась крепкая компания — в основном из ребят, которые занимались музыкой (частично это были наши прихожане или алтарники, частично — мои одноклассники). Мы с друзьями сформировали свою музыкальную группу, вокруг нас появились еще группы, мы были, можно сказать, местными продюсерами, играли музыку в своих подпольных студиях. В общем, всю энергию употребляли в музыку, и поэтому 10 и 11 класс прошли в бунтарском духе. В подростковом возрасте о. Максим Бражников увлекался музыкой Мы и школу прогуливали, и внешне старались отличаться от большинства жителей нашего города Орска, за что могли иногда и по лицу получить. В городе была в основном рабочая молодежь, и если ты внешне отличаешься от общепринятого стиля — а это спортивные штаны, олимпийка и что-то в этом роде — то можно было “нарваться” на недвусмысленные вопросы. То, что я и мои друзья были верующими, давало сбой в головах парней в олимпийках, и те, кто к нам приставал, могли вступить с нами в интересный диалог. Идет такой парень и кричит тебе: ”Эй, парень, ты чего такой волосатый. Ну-ка подойди сюда!” В процессе разговора выяснялось, что, скажем, мы с друзьями не только неформалы, но еще и верующие, ходим в Церковь. И тогда эти парни спрашивали: “О, а это как так? А ну-ка расскажи!” Получалось что-то вроде такого уличного миссионерства. Несмотря на то,что я был таким музыкантом-неформалом, Церковь всегда стояла на первом месте, для меня она была главной. Знакомые священники не сильно поощряли, но, главное, не осуждали наше увлечение музыкой. |
| - Гозман может возмутиться теми, кто в то время оказался бы среди предателей, иуд, полицаев, власовцев. Гозману не светило бы, чтобы он сгорел в печи Освенцима, но почему у этого человека нет благодарности к воинам Великой Отечественной войны? Это отдельный разговор. Не хочу его родителей оскорблять, но откуда берутся люди, которые не ценят подвиг воинов, и которые пытаются оскорбить память солдат Великой Отечественной войны? Где бы они ни служили: на флоте, в пехоте, в СМЕРШ, летчики, моряки - все совершали подвиг. И почему они наших воинов пытаются приравнять к эсэсовцам? Возмутились все. Возмутились депутаты Госдумы, по-моему, возмущение всенародное. Мне кажется, должны потребовать, чтобы этот человек никогда больше не занимал пост в государственной корпорации. -Вот ты знаешь, что нужно еще здесь добавить: выродок. Ведь выродок - это термин не медицинский, а духовно-нравственный. Когда происходит вырождение духа, морали, поведения. И возраста у этой болезни нет. Выродком можно стать как в юном возрасте, так и в пожилом. Когда человек истощается в плане этики, воспитанности. И вот мы не будем называть фамилию этого человека, но выродков такого плана в России много, которые строят таким образом телепередачи. Потому что сегодня стоит только включить наше телевидение - и наши дети, которые это будут смотреть, они тоже станут выродками, если это не остановить. Есть у нас такое направление в культуре, КВН называется. Виктор, мы ведь помним КВН 70-х годов, когда было интересно, когда был острый юмор. Когда происходили дуэли между молодыми людьми на уровне: «а ну- ка девушки», « а ну-ка парни». И они всегда сеяли добро. А сегодня это больше похоже на вырождение нравов. Когда могут допускать такие непотребные вещи. И почему это существует на первом канале, и в президиуме сидят люди, которые руководят культурой? Вот отсюда и берутся такие, как этот человек, оскорбивший ветеранов. -У нас звонок, Виктор. Говорите. -Здравствуйте, Христос воскресе. -Воистину воскресе. Большое спасибо за тему. Вы знаете, мне кажется, давно пора принять правовое решение, которое бы жестко наказывало за любое оскорбление памяти ветеранов и результатов Великой Отечественной войны. Это первое, а второе, Михалков назвал его в передаче Юпитером. По-моему, это совершенно не тот масштаб личности. Эти люди способны только на мелкие провокации. Надо все это пресекать, но вообще то говоря, я как свидетель могу подтвердить, что в Ташкенте, когда я жила в 87-89-ом году, эти товарищи в массовом порядке организовали выезд в Израиль. Причем упаковали свои контейнеры, вплоть до настольных ламп и запчастей для автомобилей. Все вывозили подчистую. Причем тогда еще не было этих страшных событий 91-го года, но их нюх на плохие события в будущем не обманул . Они все смылись туда. А теперь, как я поняла, они ринулись обратно. То –есть, этот народ не имеет ни корней, ни истории, ни социальных устоев. Им трудно нас понять. |
| – Брат! – громко сказал он. – А ведь мы еще за одной могилой не поухаживали, ведь как ты думаешь, надо нам Гришу навестить. – Ой, хорошо бы! – откликнулась Рая. – А ведь я его сильно любила, – сказала Селифонтовна. – Чего уж теперь, можно признаться. Первый раз его увидела, мы быков гнали, а они на вечерку в Григорьево шли. Они поднаряженные, а мы по-рабочему, я застеснялась, и у меня еще, как назло, бык не пошел. Уперся и стоит, хуже осла. Парни его понужают, он стоит, начал уже землю копытом скрести – это знак плохой: в ярость приходит. Парни отскочили. А Гриша, у него пиджак был внакидку на белую рубашку, воротник сверху, тогда мода такая красивая была, Гриша стоит. «Ну-ка, дайте, ребята, гармошку!» И заиграл! И что ты думаешь – пошел бык под гармошку. – Они чувствуют мужскую руку, – вставил Андрей. – Молчи! – резко оборвал Арсеня. – Любила, – продолжала Селифонтовна, катая по клеенке круглый шарик – пробку от старинной уксусницы. – Любила. А еще раз на лугах виделись. Там так волки завыли – не только что бабы, мужики в шалаши полезли. А Гриша опять не забоялся. Помню, луна была, это в лето перед войной, стою на берегу омута, колодник там, осока, и почему-то, молодая была, дурочка, думаю: Гриша не полюбит – утоплюсь. А он подошел, окликнул тихонько: «Люба», – тихонько, чтоб я не испугалась. Подошел. У меня голова звенит, звенит... А скоро уже его и забрали, – шепотом докончила она. – Тогда он и пел «Во саду при долине», – сказал Арсеня. Он во все глаза смотрел на заплаканную Селифонтовну. – Да, именно, – подтвердила она. – И всю жизнь я его помню. Всю жизнь. Алешу хоронили, я говорю: «Гришенька, Гришенька, что ты такой невнимательный, даже брата не пришел хоронить». И никого у Гриши не было, только я и была. Хоть мы даже не только не поцеловались, за руку не подержались. – А нынче без увертюры: раз-раз – и на матрас. – Андрей поднимал стакан. – Значит, и за Григория Ивановича. – Уйди отсюда, уйди! – заорал на него Арсеня. Он был выбрит сегодня, вдобавок лицо его побледнело от гнева, он был мертвенно страшен. |
| Потянулись долгие тени. Клонится солнце. Багрянцем переливаются золотые цепи крестов. Вечер крадется в золотистом сиянье. По-вечернему заиграла рыба широкими всплесками. Подают голоски камышевки. Вдоль белых стен прохаживаются черные фигуры в широких кожаных поясах. Цветные платочки выглядывают в кустах монастырской сирени, мелькают красные юбки. Задорит девичий смех. – Глянь-ка, Матрена! Ай да честная братия!.. И житье им! – А ну их! Потянуло медом с лугов. Домой пора. В слободе разливаются гармоники. На шоссе длинной линией гуляют с двухрядками парни. Лущат семечки пестрые, шумливые девки. А задами, коноплей и крапивой, подняв подолы ряс, сторожко пробираются черные фигуры. – И житье же! – вздыхает Уклейкин. Влево, к реке и за рекой, разметались луга, тысячи десятин, и монастырь сторожит их, поблескивая пламенными крестами. Идут боковиной. Впереди, верст за восемь, виден город, кое-где подмигивающий искрой: и там догорают кресты. Солнце погасло. Вон, из-за взгорья, поглядывает багровый глаз. Ночь идет. На полдороге отдых, на этот раз во ржи, у дороги, под старой плакучей березой. Вобравшийся за долгий день жар бродит позывными думами. В глазах ходят цветные юбки; отдаются в ушах сочные девичьи голоса; щекочут запахи трав, созревающей ржи. – Пристанем, Матреша… Мишутка-а!.. Ишь, подлец, убег куда… На-кась нож-то… во-он, в кустики-то… Срежь веничек, для дому припасем… Да хо-о-ро-ший смотри! Полежим, Матреш… Глянь-ка, затеплилось… во-на! У Матрены лицо свежее, чуть побледневшее от теней ночи. Алый платок сдвинулся к шее. Край юбки загнулся и открыл ноги. – Ну, да оставь… Чижелая я… Да ну-у… Чуть зыблется рожь темной волной. Слышно, как Мишка потрескивает в стороне ветками. Чуть погромыхивает железная дорога. – Вот так веник!.. Папанька-а!.. Глянь-ка, веник-то какой!.. Уклейкину говорить не хочется, и он вяло бормочет: – Тебя вот этим бы веником… А-х!.. разморило же меня… А-а-ах!.. Дух-то какой… Ме-од… Хорошо-о. По шоссе катит запоздавшая телега. Прыгает, рвется пьяная песня. |
| А насчет медали директор даже не заикнулся. На другой день Володя пошел с матерью вместе к директору, и тот объяснил — не имели права вручить золотую медаль, потому что Володя в церковь ходит, а мы боремся с церковью. Так медаль и не отдали… Господь помогал Володе — он окончил два института, отслужил в армии и все-таки пришел служить в церковь, стал священником — сначала в Томске, сейчас в Новосибирской области. Преподает в Богословском институте. К нему очень хорошо относятся прихожане и студенты. «Что ваш крест со мной сделает?!» В Новосибирске в храме Всех Святых в годы богоборчества был клуб и кинотеатр. Зал огромный. Но стала безбожная «культура» в упадок приходить — мало народу ходило в этот кинотеатр на святом месте. Семь лет назад вернули здание церкви. Возобновилась служба. И повалил народ в храм. В притворе устроили прилавок — метров шесть длины, где выставили под стеклом иконочки, крестики, различные книги духовного содержания. А бывшая директор клуба стала продавцом этой небольшой церковной лавки. Как-то днем, когда служба уже закончилась, народу в храме не было, зашли три парня. Вели себя очень дерзко — даже шапок не сняли. Один из них с вызовом спрашивает продавщицу: — А где здесь церковь сатанистов? Женщина так и обомлела: как она, пенсионерка, справится с ними, если они вздумают учинить какое-нибудь кощунство? Батюшке в алтарь не крикнешь — далеко. А парни со злобой подступают к ней: — Понавешали тут идолов! Это они на святые иконы так говорят — идолы. Тут взгляд одного из парней упал на крестики на прилавке под стеклом, и он начал куражиться: — Ну, вот, тетка, знай: я — сатанист! И что ваш крест со мной сделает?! Дай-ка его сюда! «Господи, помоги! — взывает она мысленно. — Схватит крестик, убежит, а я его не догоню… Защити, Господи!» Вдруг так спокойно ей стало, достала она совсем небольшой крестик. Только захотел взять его этот парень, только святыня слегка коснулась его ладони, как он подскочил, будто его током ударило, взревел, а потом закричал — во весь голос, на весь храм: — Аа-а-а-аа!!! Священник, иеромонах Феодосии, выскочил из алтаря: — Что за крик? Продавец объясняет: — Вот эти трое сатанистами себя называют, шапок в храме не сняли, дерзили, требовали дать им крестик, посмеяться хотели, но только я коснулась крестом его руки, как он затрясся, закричал, будто сумасшедший. |
| Ночная пьянка, голос Плича, все шумят, гогочут – а Герман будто онемел; и вдруг мне стало тяжело, безотрадно, появился страх. А ведь до сих пор все шло так легко, не замечала, как летят годы, десятилетия, как же я была изумлена, когда внезапно – да, внезапно – мне стукнуло шестьдесят… Когда Хальберкамм сказал: «До чего же наивны американцы – огласить такое дело, как Уотергейт», я тоже засмеялась. Но когда он воскликнул: «Вьетнам… господи, да у них же есть атомные бомбы!» – не засмеялся даже Кундт… Да, Катарина смышленая девочка, она права, Герман слишком робок, чтобы стать министром, он не умеет выступать публично, а вот Кундт умеет – громогласный он да еще встряхивает волосами. Мы чуть не лопнули со смеху, когда Кундт попросил какого-то актера показать, как надо встряхивать гривой, ну а громозвучности его учить не надо. Выступать перед малой аудиторией Блаукремер тоже не умеет. А как они старались охватить все группы и средства информации! Разумеется, лозунг придумал Герман: «Сначала охватить – потом взяться». «И ничего не упускать, ничего не бросать», – добавлял Блаукремер, а Кундт изменил «взяться» на «схватить». Эта молодая женщина действует на меня освежающе, у нее есть сердце и трезвый ум. Завидую ее беспечности в вопросе, который принято называть сексуальным. У меня с этим было трудновато. Конечно, сестра Губерта сообщила нам, что существует «вожделение мужское», и очень тихо, но достаточно внятно, чтобы все мы расслышали, добавила: «И существует чувственность женская». Первое я наблюдала в деревне, когда парни приставали к девушкам. О втором узнала лишь в городе, в убогой мансарде, где рядом жила Хильда, тоже продавщица, как я, только в магазине тканей. Славная, веселая, легкомысленная, она приводила иногда к себе в комнату симпатичных юношей, знакомых по танцплощадке, а в субботу уезжала с мужчинами за город: катание на байдарке, купанье и, как она выражалась, «шикарная любовь» в палатке на берегу реки. Увлекшись подробностями, она, как только замечала, что вогнала меня в краску, прекращала свой рассказ – она умела быть тактичной. Иногда Хильда приносила мне уцененные вещи – белье, лифчики; я примеряла их при ней, а она так и ахала: «Господи, да с твоей грудью ты могла бы сделать такую карьеру!» Очень добрая была девушка. Я испытывала гордость, но, с другой стороны, мне было жутковато. Фривольности Хильды и пугали меня и радовали. Иногда мы препирались, и я говорила ей: «Смотри, кончишь на улице», – а она отвечала: «Возвращайся-ка лучше в монастырь и милуйся со своим Иисусиком». Насчет сексуальности деревенских парней сомневаться не приходилось; некоторые делали непристойные жесты даже во время богослужения. Их грубость внушала мне страх, и тем не менее я понимала, что когда-нибудь мне суждено испытать его грубость, даже если он окажется милым и робким юношей. |
|
|
