| Л.Н. Заливалова Скачать epub pdf Николай Васильевич Покровский (1848–1917) – церковный историк, выдающийся специалист по церковной археологии и археографии, принадлежит к плеяде ученых и церковно-общественных деятелей, заложивших в России фундамент церковно-исторической науки. В центре его научных интересов были вещественные и письменные памятники средневековой русской, византийской и европейской христианской культуры, особенно искусства, литургика и история литургики в России. Богатое творческое наследие Н. В. Покровского включает многочисленные статьи, монографические публикации по широкому кругу вопросов христианской иконографии и архитектуры, аннотированные публикации русских историко-художественных памятников, а также учебные пособия по церковной археологии. Крупным вкладом в мировую и отечественную историографию явилась монография «Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских» (1892), в которой ученый обобщил многолетние исследования памятников художественной культуры. В свое время она получила высокую оценку русских и зарубежных ученых 1 . Эта работа при жизни автора несколько раз переиздавалась и не утратила научной ценности в настоящее время. По мнению Г. И. Вздорнова, крупнейшего специалиста по историографии истории русского средневекового искусства, труд Н. В. Покровского – «одно из самых замечательных исследований конца XIX века... Памятники евангельской иконографии изучались и до Покровского и после него, но ни одна другая работа на эту тему не достигает фундаментальности труда русского ученого». Монография «была и остается главным пособием для каждого, кто обращается к изучению иконографии Евангелия» 2 . Во второй половине XIX века Николай Васильевич Покровский не был одинок в изучении христианского средневекового искусства. Плодотворно работали церковные историки И. Д. Мансветов (1843–1885) и А. П. Голубцов (1860–1911) в Московской духовной академии, А. А. Дмитриевский (1856 – 1929) в Киевской духовной академии, а также университетские профессора Н. П. Кондаков (1844–1925) и его ученики Д. В. Айналов (1862–1939), Е. К. Редин (1863–1908) и ряд других ученых. Все исследователи занимались иконографическим исследованием художественных памятников. |
| Число членов-учредителей, действительных членов и подписчиков на издания ОЛДП не должно было превышать 70 чел. Почетными членами избирались лица, оказавшие значительные услуги ОЛДП в его издательской деятельности, их число не должно было превышать 10 чел. (в первые 5 лет должно было быть избрано не более 5). Представители книгохранилищ, обществ и лица, с к-рыми ОЛДП вступало в контакты на предмет содействия как внутри России, так и за рубежом, могли получить дипломы членов-корреспондентов об-ва (Там же. С. 4). Лица, внесшие в казну об-ва единовременно 5 тыс. р., могли при желании передавать свои права по об-ву по наследству (Там же. С. 7). В 1887 г. ОЛДП насчитывало 116 членов (7 почетных, 36 действительных и 73 члена-корреспондента), к 1903 г.- 164 члена (10 почетных, 35 действительных и 119 членов-корреспондентов) (см.: Мещенина. 2009. С. 251), к апр. 1908 г.- 166 членов (10 почетных, 28 действительных, 128 членов-корреспондентов; см.: Отчеты за 1907-1908 гг.//Отчеты о заседаниях Имп. ОЛДР в 1907-1910 г. СПб., 1911. С. 28 (отд. паг.)). Членами ОЛДП в кон. XIX - нач. XX в. состояли выдающиеся ученые: Ф. И. Буслаев , В. В. Стасов , Н. П. Кондаков , Н. В. Покровский , Н. П. Лихачёв, В. Н. Щепкин , Е. К. Редин , Д. В. Айналов и др. ОЛДП взяла под покровительство имп. Мария Александровна († 1880), уполномочив своего секретаря П. А. Морица участвовать в заседаниях. Высочайшим повелением от 3 февр. 1883 г. ОЛДП получило наименование «Императорское» (3 ПСЗ. Т. 3. 1358. С. 31). C 19 авг. 1902 г. находилось под покровительством имп. Николая II. Заседания ОЛДП первоначально проходили в доме кн. П. П. Вяземского на Почтамтской ул., с 80-х гг. XIX в.- в т. н. Фонтанном доме Шереметевых (набережная р. Фонтанки, 34), куда были перемещены музей и б-ка ОЛДП, к-рые формировались с момента основания об-ва. Основу рукописного собрания об-ва составила коллекция кн. П. П. Вяземского (согласно описанию 1902 г.- 544 рукописи, гл. обр. XVI-XIX вв.; см.: Изд. ОЛДП. 1902. 119; согласно описи фонда 166 НИОР РНБ 1985 г.,- 568 рукописей XIII-XIX вв.). |
| Считая древнерусское искусство, литературу, народную поэзию и фольклор различными проявлениями цельной народной жизни, Б. не проводил резкой границы между разными сферами художественного творчества. В рус. искусствоведении он впервые использовал лит. источники для интерпретации искусства. Б. заложил основы теории иллюстрации, считая миниатюру и текст единым стилистическим целым. Характерной чертой работ Б. является выявление самобытности древнерус. искусства в сравнении его с зап. (Из истории рус. живописи XVI в.//Атеней. 1858. Ч. 5. 36, 37). В работе «Общие понятия о русской иконописи» (Сб. на 1866 г., изд. Обществом древнерусского искусства при Московском публичном музее. М., 1866) Б. дал сравнительный очерк истории искусства в России и на Западе, характеристику рус. иконописи в разные периоды и отличие ее от зап. живописи, сделал обзор рус. иконописных подлинников. Исследователь сформулировал «закон типичности», согласно к-рому важнейшей характеристикой средневековых христ. изображений является их следование образцам, и, т. о., заложил основы иконографического метода. В его работах даются описания иконографических типов, заметно стремление к их хронологической конкретизации. Попытка систематизации памятников по иконографической редакции предпринята ученым в фундаментальном труде «Русский лицевой Апокалипсис», в к-ром Б. развил принципы иконографического метода, раскрыл основные понятия (иконографические редакция, тип, традиция). Ученый описал также иконографию Страшного Суда, Иисуса Христа, Богоматери, апостолов. Арх.: РГАЛИ. Ф. 69; РГБ ОР. Ф. 42; ГЛМ. Ф. 348. Соч.: Изображение Страшного Суда по рус. подлиннику XVII в.//Современник. 1857. 10; Мои воспоминания. М., 1897; Соч.: В 3 т. СПб.; Л., 1903-1930. Лит.: Айналов Д. В. Значение Ф. И. Буслаева в науке истории искусств. Каз., 1898; Кызласова И. Л. Становление и развитие иконографического метода в трудах Ф. И. Буслаева и Н. П. Кондакова: Канд. дис. М., 1978; она же. История изучения визант. и древнерус. искусства в России. М., 1985; Смирнов С. В. Ф. И. Буслаев (1818-1897). М., 1978; Чурмаева Н. В. Ф. И. Буслаев. М., 1984; Кондрашов И. А. Лингвистические тр. Ф. И. Буслаева//Семантическая структура слова и высказывания. М., 1993; Редин Е. К. Ф. И. Буслаев. Обзор трудов его по истории и археологии искусства// Буслаев Ф. И. Древнерусская литература и православное искусство. СПб., 2001. С. 7-35. |
| центром развития позднеантичного искусства традиционно считался Рим. Свои идеи А. развил в докт. дис. «Эллинистические основы византийского искусства» (1900), где на материале ранневизант. искусства (монументальные росписи, миниатюры, пластика) показал, как К-поль уже с IV-V вв. начал приобретать ведущее положение в художественной культуре, опираясь на блестящий расцвет искусства эллинистического Востока до прихода арабов и соединяя в себе особенности классического античного наследия и влияния вост. традиций. Эта работа послужила толчком для развернувшейся в научной лит-ре дискуссии «Восток или Рим» (под таким названием выпустил книгу Й. Стржиговский (1903), отвергнувший традиц. отношение к Риму как центру всей культуры раннехрист. мира). Третьим значительным трудом А. по визант. искусству стала кн. «Византийская живопись XIV в.» (1917), посвященная малоизученному в то время позднему периоду истории Византии. А. показал, что визант. живопись сохраняла самостоятельность и самобытность до XIV в., однако, говоря о расцвете палеологовского искусства, ученый переоценил влияние на Византию культуры западноевроп. стран, особенно Италии. А. обладал широким научным кругозором, много путешествовал не только в К-поль, Грецию и на Афон, но и в западноевроп. страны, итогом стали его труды по средневек. романскому искусству и по искусству Возрождения. Соч.: Айналов Д. , Редин Е. Мозаики и фрески Киево-Софийского собора//Вестн. изящных искусств. 1890. Т. 8. С. 569-585; Пластинка диптиха из слоновой кости из собрания графа Г. С. Строганова в Риме//Археол. изв. и заметки. 1893. Т. 1. 6. С. 201-208; Равеннская пластинка...//Там же. 1897. Т. 5. 10. С. 305-309; Часть Равеннского диптиха//ВВ. 1897. Т. 4. С. 128-142; 1898. Т. 5. С. 153-186; Мозаики IV и V веков: Исслед. в области иконографии и стиля древнехристианского искусства. СПб., 1895; Византийские памятники Афона//ВВ. 1899. Т. 6. С. 57-96; Айналов Д. , Редин Е. Древние памятники искусства Киева: Софийский собор, Златоверхо-Михайловский монастырь и Кирилловский монастырь//Тр. |
| В Xi в. эти представления были перенесены на Киев. Митр. Иларион в «Слове о законе и благодати» говорит, что блгв. кн. Ярослав отдал Киев под покровительство Божией Матери: «предал людей своих и город и град святой, всеславной, скорой в помощи христианам, святой Богородице» ( Иларион, митр. Слово о законе и благодати//Сост., вступ. ст., пер.: В. Я. Дерягин, реконстр. древнерус. текста: Л. П. Жуковская. М., 1994. С. 93-94). Д. В. Айналов и Е. К. Редин, трактуя образ «Оранты» в соборе Св. Софии в Киеве в связи с ее надписью в духе святоотеческой мысли, видели в ней олицетворение Церкви Христовой: «В этой надписи устанавливается постоянное пребывание Бога посреди Ея, как земной церкви, и выражается непрестанная помощь членам церкви, заступницей которых Она является» ( Айналов, Редин. 1890. С. 272). Многогранное содержание образа киевской «Оранты» блестяще раскрыто в работе С. С. Аверинцева, посвященной толкованию Пс 45 в контексте иконографической программы мозаики конхи собора Св. Софии. Ученый, рассматривая надпись над изображением «Оранты», заключает, что под словами «Ο Θες ν μσ ατς» имеется в виду Божия Матерь, «поскольку Она есть Градодержица, более того, поскольку Она есть Град, образ одухотворенного вещества, образ человеческой общности, воплощающей мировой смысл; церковную общину, но постольку, поскольку Она устремлена к сопряжению небесного и земного; храмовое здание, но постольку, поскольку оно, будучи «иконой» космического Дома Премудрости, одновременно обращено к городу, сообщая ему смысловой устой и бодрую надежду на победу над видимыми и незримыми врагами; наконец, город, земной город Киев со всеми его нуждами, но постольку, поскольку внутри его земного бытия осуществляется сверхземной устрояющий замысел - Премудрости» ( Аверинцев. 1972. С. 49). Лик Божией Матери «Оранта». Фрагмент мозаики в конхе апсиды собора Св. Софии в Киеве Лик Божией Матери «Оранта». Фрагмент мозаики в конхе апсиды собора Св. Софии в Киеве Прототипом софийского образа, по мнению исследователей, было изображение Богоматери «Оранты» во влахернской часовне Агия-Сорос. |
| Бога мы видим лишь на изображениях Св. Троицы, например, на Латеранском саркофаге, IV века 2 , и на другом, подобном первому, где Отец, Сын и Св. Дух представлены в виде старцев 3 . Известны лишь немногочисленные попытки в миниатюрах и на барельефах саркофагов к отдельной иконографии Бога Отца. Так, на одном саркофаге, найденном в крипте Lucinae, представлены, между прочим, Каин и Авель, приносящими «плоды рук своих» – колосья и овцу Богу, который изображён здесь в виде пожилой мужской фигуры 4 . На другом саркофаге, из катакомбы Агнессы, Бог (в виде старца же) повелевает Моисею снять обувь, чтобы подойти к горящей купине. На одной из миниатюр (именно в сцене грехопадения Адама и Евы) Котоновой Библии V–VI в. (в Британском музее) представлен Бог – в золотых одеждах. В Четвероевангелии Национальной Парижской библиотеки 47, XI века, находим « Ветхаго деньми», окружённого херувимами, Авраамом и Исааком (« Слава господня»). На другой миниатюре той же рукописи в изображении Троицы представлен также « Ветхий деньми». Его же среди сонмов сил, благословляющего двуперстно, встречаем и в гомилиях монаха Иакова, XII века. В Ватиканской Библии 1231, XIII века, «Саваоф» восседает на херувимах, огненного цвета 5 . Но эти отдельные попытки, говорят проф. Е.К. Редин и Айналов 6 , иконография самостоятельного образа Бога Отца совершенно уединённые и не проникшие в монументальный род живописи мозаики, исчезают среди другой, чрезвычайно обширной области изображений Христа в сценах Ветхого Завета. В XVII в. изображения Саваофа в виде старца были довольно распространены. Но они были запрещены и именно в композиции, подобной находящейся на рассматриваемых иконах церковно-археологического музея Общества Любителей Духовного Просвещения, – собором 1667 года. Рассматривая икону «Единородный Сын Слово Божие», где Бог Отец изображался под видом старца, Бог Сын – в недрах Отца и между Ними Св. Дух в виде голубя, собор сделал замечания по поводу каждой из этих частей. Во-первых, по мнению отцов собора, Бога никто не видел, а потому его и не следует изображать. « Кому уподобисте Господа и коему уподобисте Его. Еда бо образъ сотвори древоделя или златарь, слияв злато, позлати , или подобиемъ створи Его», – сказал пр. Исаия в 40 главе. Ап. Павел и св. Иоанн Дамаскин также свидетельствуют о неизобразимости Бога Отца. Во-вторых, так как Отец не имеет плоти, то и предвечное рождение Сына от Него не есть плотское рождение, а потому изображать нельзя и Сына в недрах Отца. Наконец, что касается изображения Св. Духа в виде голубя на этой иконе, то и оно не может быть допущено; Св. Дух явился в виде голубя только при крещении Спасителя, а потому в изображении этого события можно и должно, согласно с Евангелием, изображать Св. Духа в виде голубя. В других же случаях Св. Дух являлся в иных образах, – так, например, на Фаворской горе в виде облака. Итак, согласно заключению собора, ни одна из частей рассматриваемого изображения не может быть признана правильной. |
| Первые русские каменные храмы – церковь Богородицы (Десятинная) в Киеве, 990-е годы, собор Спаса Преображения в Чернигове, 1030-е годы – принадлежали к типу «вписанного креста» и были трехнефными 329 . С конца 1030-х годов и до середины – третьей четверти XI в. господствует другой тип – пятинефные широкие храмы с окружающими их галереями. Эти храмы имели сложную структуру, с особыми престолами в тех или иных частях, с разным предназначением компартиментов. Как известно, в XI и даже отчасти еще в ХП в. еще окончательно не сформировалась функция помещений по сторонам центрального алтаря как жертвенника с севера и диаконника с юга 330 . Посвящение приделов Софии Киевской помогает определить сохранившаяся древняя стенопись. Д. В. Айналов и Е. К. Редин, занимавшиеся этим, подчеркивали, что этот храм, как центр всей русской митрополии, должен был иметь посвящения приделов с особенно глубоким смыслом, не зависевшим от частных причин, а «от лица всей церкви русской " 331 . Апсида северного нефа Софии Киевской, непосредственно примыкающая к центральной, посвящена верховным апостолам Петру и Павлу. В их образах была воплощена идея апостольской проповеди евангельского учения, что было очень важно для недавно крещеной Руси. В апсиде следующего, крайнего северного нефа находился придел Св. Георгия, великомученика, чей культ имел настолько глубокий и многогранный смысл, что строитель Софийского собора князь Ярослав, родившийся еще до крещения Руси, при переходе в христианскую веру получил христианское имя Георгий. Апсида, прилегающая к центральной с юга, посвящена богоотцам Иоакиму и Анне, а через них – Богородице. В крайней южной апсиде располагается придел Архангела Михаила, почитание которого имело многочисленные оттенки, в том числе связанные с темой загробной жизни и воскресения. Никаких икон от киевского храма не осталось 332 . Найдены остатки фундамента мраморной алтарной преграды, проходившей между внутренними пилястрами восточной пары центральных подкупольных столбов 333 . Согласно реконструкции, она была невысокой, с открытыми интерколумниями. |
| Но труд остался неоконченным, по тем же причинам, на которые указывала при издании Византийского Альбома: слишком крупна и многостороння была деятельность Графа, слишком много охватывал он этой деятельностью, слишком живо и любовно отзывался он к окружающей среде, ко всем проявлениям русской жизни. Тормозили занятия по Символике и освобождение крестьян, и введение Земских учреждений, и судебные реформы, и необходимость переустроить народную школу на новых началах; тормозили их и планы Графа по упорядочению в стране вопроса о сохранении древних памятников, о преподавании археологи, не только в высших учебных заведениях, но и о распространении знаний по этому вопросу среди большого числа лиц, заботы по устройству Археологических Съездов, постройка и устройство Исторического Музея. Много, очень много собрано и подготовлено для Символики, но труд остался всё-таки не законченным, и Граф, умирая, не раз высказывал сожаления о том, что ему не удалось доделать того, что было задумано и начато в лучшие годы его жизни. После кончины Графа многие учёные интересовались его трудом и мне было даже сделано предложение передать неизданный труд в рукописи на хранение Императорской Публичной Библиотеке, но я всё таила в душе надежду когда-либо издать труд Графа и потому отклонила делаемое мне предложение. Наконец радостный день настал, и в январе 1906 г. Дм. Вл. Айналов и Е. Куз. Редин предложили мне, из любви к науке и несмотря на свои профессорские обязанности и собственные учёные труды, посвятить изданию Символики свои досуги. За последнее время одного из названных любезных редакторов (Е.К. Редина) не стало, но на смену явился новый, в лице С.А. Жебелева, и мне не остаётся ничего другого как, преклоняясь пред бескорыстным трудом поименованных лиц и их неутомимой энергией в подборе труда Графа, дополнении замечаний, проверке указаний и текстов, принести им печатно выражение глубокой моей благодарности и искреннейшей признательности. Графиня Уварова Предисловие Среди обширных материалов, оставшихся в бумагах покойного Графа А.С. Уварова, при разборе их, выделилось большое сочинение, плод продолжительного и упорного труда, названное Графом „Христианской Символикой“. |
| Одна из задач А. с., реализованная благодаря разработанному порядку их подготовки,- привлечение широких слоев рус. об-ва к обсуждению проблем, касающихся изучения и сохранения исторического наследия. Предварительный комитет каждого съезда рассылал запросы и на основании собранных мнений вырабатывал программу А. с., определял вопросы изучения региона, на территории к-рого проводился съезд. Т. о., в работу съезда уже на уровне подготовки вовлекалась провинциальная интеллигенция, занимавшаяся исследованием своего края. Подготовка к А. с. включала не только организационные издания («Материалы» или «Труды»), но и публикацию научных трудов - монографий, сборников, тематически связанных с проблематикой съезда. А. с. сопровождались выставками, к-рые представляли местные древности, служили для пояснения предлагаемых на заседаниях тематических рефератов, знакомили с результатами деятельности археологических об-в (напр., на 8-м съезде экспонировались собрания рукописей, книг старой печати, икон и крестов из коллекции И. Л. Силина, предметы из собрания гр. Уварова и др.). Издавались подробные каталоги выставок. С 3-го съезда начали проводиться экскурсии, с 5-го - показательные археологические раскопки под рук. известных ученых (В. Б. Антоновича , Н. П. Кондакова и др.). В дни проведения А. с. издавались «Известия о занятиях съезда», а иногда альбомы с фотогравюрами участников и т. п. Доклады и рефераты публиковались в полном объеме в «Трудах» съезда. Одним из результатов, достигнутых А. с., стало учреждение новых научных об-в и музеев. Так, подготовка 3-го съезда стала одной из причин создания Исторического об-ва Нестора-летописца в Киеве. В Киеве были организованы археологические музеи при ун-те св. Владимира и КДА. После 4-го съезда было создано Об-во археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те. На 7-м съезде было решено создать Ярославское об-во археологии и этнографии. Темой докладов и сообщений на каждом из А. с. были памятники церковной старины. Особое внимание участники А. с. уделяли церковной архитектуре и иконописи. В «Трудах» А. с. также публиковались статьи и сообщения о церковных архивах и рукописях. Благодаря деятельности А. с. в церковную науку было введено большое количество исторического материала. Мн. церковно-исторические проблемы (датировки, авторство памятников и др.) на А. с. прошли обсуждение и получили научную оценку специалистов. Среди докладчиков по вопросам церковной истории, археологии и искусства были Д. И. Абрамович , Д. В. Айналов , еп. Амфилохий (Сергиевский-Казанцев) , Ф. И. Буслаев , С. А. Белокуров , Г. А. Воскресенский , В. Т. Георгиевский , А. П. Голубцов , А. С. Лебедев , Е. К. Редин и др. |
| В статье Е.Н. Воронцова «Воскресение Христово в современных иконописных изображениях» (конец 1880-х годов) прочитывается иной взгляд. Автор писал: «…при издании сведений о праздниках по классическому труду прот. Дебольского, помещенных в сборнике «Житий святых» Филарета, еп. Черниговского, изд. 1885 г., с изображением святых и всех Праздников, специалиста по иконописи, известного академика Ф.Г. Солнцева – нет вовсе изображения Воскресения Христа. В этих новейших, полнейших сборниках маститый иконограф наш, вместо изображения Воскресения Христа, изобразил «Изведение Праотцев из ада Воскресшим Христом» . Несомненно, в цитированном отрывке критиковался древний тип «Воскресения». И как следует из слов «Изведение… из ада Воскресшим Христом», автор понимал его как «Сошествие во ад». Таким образом, второе объяснение основывается на том, что Иисус сначала воскрес и лишь только после этого сошел в ад освободить души святых. По этой причине икону, показывающую это освобождение – восточный тип «Воскресения» – следует толковать и определять как «Сошествие…». Таковы в первом приближении те представления, которыми обыкновенно пользуются, рассматривая иконы «Воскресения» древней иконографии. Они прослеживаются на протяжении полутора веков, переходя из публикации в публикацию в пространном или кратком виде. Однако часть авторов, такие, к примеру, как К. Мансветов, Н.В. Покровкий, Д.В. Айналов, Е.К. Редин, Н.Е. Мнева, В.Н. Лазарев, – предпочитают, кажется, первое объяснение и на второе ссылок не делают . Другие же ученые придерживаются обоих объяснений – например, Н.П. Кондаков, В.И. Антонова, Н. Порфиридов . В то же время существует общее мнение, что наряду с каноническими писаниями на сложение восточного типа «Воскресения» особое влияние оказали апокрифические сочинения, а именно Евангелие от Никодима и «Слово» Евсевия, подробно повествующие о сошествии Христа во ад . В научный оборот эти сочинения вошли в XIX веке и затем упоминались фактически всегда . Почти все исследователи, независимо от того, первым или вторым объяснением они пользуются, как правило, приводят их в качестве сюжетного материала, из которого рождалось изображение. Обоим объяснениям апокрифы удовлетворяют в равной степени. |
|
|
