| Король Сигизмунд 11-й Август, опасавшийся усиления влияния рода Зборовских, не дал своего согласия на брак с девушкой одного из сыновей калишского воеводы. Но тут уже против королевского решения резко выступила Беата, непримиримая мать Гальши. Что-то ее все время не устраивало в претендентах на руку и сердце бедной Гальши. Пытаясь помешать этому браку, Беата опиралась на положение, согласно которому поляк, который хочет жениться на литвинке, не имеет права на ее имущество и должен заплатить семье невесты сумму, соответствующую 1/4 часть собственности. Чтобы обойти это положение, Сигизмунд Август издал для Лукаша Гурки специальный привилей, но литовский сейм в свою очередь отказался его утверждать. Вот какие силы были задействованы в устройстве судьбы бедной Гальши… Все дальнейшие попытки Беаты Костелецкой отменить свадьбу закончились неудачей. Сигизмунд Август решил действовать силой и, несмотря на непрекращающееся сопротивление Беаты, все-таки выдал Гальшу Острожскую замуж за Лукаша Гурку. Свадьба состоялась 16 февраля 1559 года в королевском замке Вавель. В этот день Беата пыталась уехать из дворца, но была схвачена и насильно удержана. У нее с руки сняли кольцо и предъявили его Гальше как благословение и согласие ее матери на предстоящую свадьбу. Молодоженов обвенчал епископ познанский Анджей Чарнковский в присутствии самого короля. Однако Гальша, как послушная дочь, узнав от матери правду о кольце, отказалась признавать Лукаша своим мужем. Сам же Гурка не располагал временем, чтобы отстаивать свое право супруга, потому что сразу после свадьбы отправился на Ливонскую войну с Московским государством. Вскоре после его отъезда мать с дочерью бежали из Кракова во Львов, где укрылись в доминиканском монастыре. Оттуда Беата начала тайные переговоры с Литвой, надеясь выдать свою дочь замуж за князя Семена Юрьевича Слуцкого, племянника Василия-Константина Острожского. Но король Сигизмунд Август снова поддержал графа Лукаша Гурку и приказал старосте львовскому передать королевский приказ Беате: подчиниться и вернуть дочь ее законному мужу. |
| Гурка, воевода ленчицкий и познаньский, вполне уже познавший неисповедимый характер тещи, с собственным немалым отрядом прибыл во Львов, чтобы силой подтвердить свои права на Гальшу и сломить противостояние женщин. Однако Беата наотрез отказалась выполнять королевский приказ и возвращать Гальшу Гурке, заявив, что их брак был заключен по принуждению. Гурка, по обычаю той поры, недолго думая, осадил монастырь по всем правилам военного искусства. В это время Беата Костелецкая все еще не сдавалась и, пытаясь преломить немилостивую судьбу, все подавала иски в суд на Лукаша Гурку, требуя от него вернуть свою дочь. Она даже предлагала Гурке сумму в размере 100 тысяч злотых, но тот остался непреклонен в своем брачном праве. Крупные польские сановники – воевода калишский Мартин Зборовский, польский примас Ян Пшерембский, епископ познанский Анджей Чарнковский и гетман великий коронный Ян Амор Тарновский – безуспешно выступали посредниками в этом громком споре о Гальше Острожской. В 1560 году внезапно скончался князь Семен Слуцкий, третий муж Гальши. Ему было всего 18 лет. Думаю, решительный Гурка исправил доступными средствами двусмысленное положение с запутанным замужеством Гальши. В 1564 году сама Беата вышла замуж за воеводу серадзского Альбрехта Лаского, который был моложе ее на 21 год. Она рассчитывала найти в нем для себя и для дочери заступника в противостоянии с Гуркой. Однако вместо помощи и поддержки ее новый муж Лаский после свадьбы сразу же заточил Беату в своем словацком замке Кежмарок, а сам стал управлять ее русскими имениями. Неукротимая Беата Костелецкая долгие 12 лет находилась в заключении у неблагодарного мужа-обманщика, вплоть до своей смерти в 1576 году. Невозможно даже представить, что происходило с этой незаурядной и примечательной во всем женщиной, дочерью короля, которая так дерзновенно противостояла немилостивой к ней и ее дочери судьбе, – 12 лет в неволе и заточении… Немного раньше, в январе 1573, года после смерти своего мужа, воеводы познанского Лукаша Гурки, из подобного же 12-летнего заточения в Великой Польше освободилась и Гальша Острожская. Но женихи все еще не отступали от несчастной вдовы, чьи несметные богатства, доставшиеся от отца, которого она даже не видела, не принесли ей ничего, кроме горя и многолетней неволи. Появился новый претендент на ее руку – великопольский магнат Ян Остророг, но до заключения брака дело так и не дошло. Вероятно, Гальша была уже психологически и психически сломлена, да это вовсе не удивительно. |
| Но самое большое чудо — девушка, что сидит с ним рядом. Она станет его женой, и у них родится множество чудесных детей. У Беаты тоже все было как у дочки богатых родителей — от высоких ботинок на пуговицах, облегавших ее большие ноги, до митенок и зонтика с бахромой. Беата, однако, сразу привлекала к себе внимание. Она представляла собою немецкую разновидность греческой богини — «юноноподобная», говорил ее учитель рисования, — выпуклые, широко расставленные глаза, великолепный нос, полный округлый подбородок. Беата тоже была молчалива, но по другой причине. Она только недавно вырвалась из жизни, в которой решительно ничего не было чудесного. Теперь она познакомилась с Джоном Эшли. Уже одно это казалось ей чудом. В то утро в Хобокене царила необычная тишина. Не слышно было даже церковных колоколов — в городе свирепствовала эпидемия, и церкви закрылись. Болезнь повторялась много лет подряд с разными симптомами и под различными названиями. В 1883 году ее называли «мэрилендской пневмонией». Почти ко всем дверям были приколоты красные билетики, предупреждавшие о заразе, а на некоторых был траурный креп. Многих студентов родители забрали из колледжа. Джону Эшли тоже велели вернуться домой, в Пулли-Фоллз, штат Нью-Йорк, но он оставил это без внимания. Он был единственным сыном боготворивших его родителей. Такие дети не отличаются благодарностью и послушанием. К тому же он не привык чего-либо бояться. Он был уверен, что болезни и беды приключаются с теми, кто их заслуживает. Сейчас он жил один в пустом доме. Люди, у которых он снимал комнату с пансионом, бежали в Пенсильванию, на ферму к родственникам. Родные Беаты уехали в церковь в Нью-Йорк и должны были вернуться только вечером. Беата, как и служанки, дала слово весь день не выходить из дома. Предполагалось, что сейчас она сидит в гостиной и разучивает сонату Бетховена, а рядом дымится жаровня с серой. Беата была на редкость послушной дочерью. Всю свою жизнь она провела в доме, который был для нее тюрьмой, полной страхов; от них ее лишь недавно освободила любовь к Джону Эшли. |
| И все равно у него сердце разрывается смотреть, как у нас верх берут пьяницы да лентяи, которые на всю округу известны. В былые времена их и нанимали-то разве что в самую страду. Сестра Валентина. Патриоты в одном только Бовуази сожгли девять замков. Сестра Алиса. Все так, сестра моя. Но подумайте, что великие смуты похожи на мор, чуму или холеру. Тут отовсюду всякий сброд вылезает наружу, как улитки и слизняки при дожде. Но есть ведь и такие патриоты, кто почитает Христа. Говорят, в Вершене они пронесли крест Господень в торжественной процессии. Сестра Валентина. После того как разграбили церковь и отбили головы статуям святых. Сестра Алиса. Вершен — всего лишь глухая деревушка, и нельзя судить по тому, что там происходит. Сестра Гертруда. Это правда, сестра Алиса, Вершен есть Вершен, но Париж есть Париж... А в Париже разве не присутствовал добрый наш король на том славном празднике, когда князь епископ Отенский служил на помосте высотой в двадцать футов? Разве господин наш капеллан не говорил нам тогда, что такого зрелища не видывали со времен римской истории? Сестра Констанция (взрываясь). Да что нам за дело до греков и римлян? Или наши французы должны брать уроки у кого бы то ни было? Сестра Гертруда. Как вы вдруг стали воинственны, сестра Констанция... Вы будете работать в мастерской сестры Бланш в шлеме на голове и с мечом на боку? Сестра Констанция. Смейтесь, смейтесь, сестра Гертруда! Если бы мой пол и мое звание мне позволяли, я бы разделалась как следует с теми людьми, о которых вы говорите... Сестра Гертруда. Когда вы их увидите поближе, сестричка моя... Сестра Констанция. Мне до них дела будет не больше, чем рыбе до яблока. Сестра Гертруда. Вспомните, сестра моя, как был наказан мон- сеньор святой Петр за то, что говорил, как вы. Сестра Констанция. О, святой Петр... святой Петр... Во-первых, святой Петр не был ни французом, ни... умолкает.) Сестра Гертруда. Ни кем еще? Сестра Алиса. Говорите прямо, сестра Констанция... Сестра Марта. Бьюсь об заклад, она собиралась сказать, что святой Петр не был дворянином. |
| Но несмотря на это решение королевское, в первые годы после него над Ровенским имением, распростёрт был как бы секвестр королевский, как бы опека над имениями малолетней сироты, оставшейся после князя Илии. Впрочем, секвестр этот продолжался недолго: княгиня Беата в 1547 году получила новое подтверждение королевское, относящееся к имениям, завещанным ей мужем её. Вслед затем она начинает видимо проявлять деятельность свою в Ровне: в 1548 году она основывает там костёл и наделяет его разными фундушами, – заботится об улучшении города и получает от короля подтверждение всех давних привилегий на ярмарки. В 1555 г. дочь князя Илии Острожского и Беаты Гальшка выдана была в Остроге князем Константином Константиновичем Острожским замуж за князя Дмитрия Сангушка против желания её матери – Беаты. Княгиня Беата занесла жалобу за это на князей Острожского и Сангушка королю. Сигизмунд-Август с панами-радами присудил Сангушка к банниции за наезд его на замок Острожский и как бы насильную женитьбу на Гальшке. Необходимо было ему спасаться бегством из своего края; он ушёл, взяв с собою и Гальшку, в Чехию, в г. Яромир, но там догнал его каштелян Краковский Заборовский и убил его. Гальшка была возвращена матери своей. Вскоре после этого, Гальшка, по желанию короля – опекуна её – выдана была в Варшаве, в королевском дворце замуж за Лукаша, графа с Гурки, воеводу Ленчицкого. Но так как брак этот состоялся против воли княгини Беаты, то она тайком увезла свою дочь из Варшавы во Львов и там поселилась в одном из женских католических монастырей и, считая замужество Гальшки с Лукашом с Гурки как бы несуществующим, обвенчала её тайно – в третий раз – с Семёном, князем Слуцким. После угроз короля и осады монастыря она вынуждена была, наконец, отдать дочь свою воеводе Ленчицкому, – но это последовало лишь в 1559 году. Княгиня Беата, видя невозможность владеть имениями своей дочери, отданной мужу, и желая отомстить ему за то, что он почти насильно сделался её зятем, – вышла сама в 1564 году замуж за воеводу Серадского, Альбрехта Ласского, – человека богатого и влиятельного в Польше, имея уже 50 лет от роду. Она записала ему 6 апреля 1565 г. в числе других имений и замок Ровенский с окружающими его имениями. Ал. Ласский женился на Беате из-за имений. Получив от неё документы на передачу этих имений, он, не будучи в состоянии ужиться с нею, заточил её навсегда в свой Венгерский замок Кисмарк, где она, в 1569 году, умерла, а он тем временем расточал её имение. Так как имения, завещанные Беате князем Илиею, признаны были только пожизненною собственностью её, то король признал всех их собственностью князя Константина Константиновича Острожского и племянницы его Гальшки. Но Ласский не обращал внимания на королевские решения, и в 1570 году и далее спокойно хозяйничал в Ровне и относящихся к нему имениях. |
| Новорожденная девочка стала наследницей огромного состояния своего покойного отца, получив во владение половину Острожского княжества, – другую половину унаследовал ее дядя, князь Василий-Константин. Сразу же после рождения Гальши начались многочисленные споры и судебные тяжбы из-за наследства между Беатой Костелецкой и Василием-Константином Острожским. В 1542 году королевская комиссия разделила имущество князя Ильи между его вдовой Беатой и ее трехлетней дочерью Гальшей. Огромное состояние Гальши вызывало, естественно, большой интерес в Польско-Литовском государстве, и в 1551 года сейм в Вильно принял постановление о том, что Гальша Острожская, которой на тот момент было всего 12 лет, не может выйти замуж без согласия близких родственников и опекунов. В опекунский совет входили магнаты Дмитрий Сангушко, Василий-Константин Острожский и король Сигизмунд Август. Но, как говорится, каждый имеет то, что охраняет, и вот Дмитрий Сангушко, староста каневский и черкасский, один из опекунов малолетней княжны, при помощи своего друга князя Василия-Константина устраивает вполне самостийный брак с 14-летней девицей – даже несмотря на королевский запрет. Князья с сильным военным отрядом прибыли в Острог под предлогом посещения Гальши с дружественным визитом. (Острог же был передан королевской комиссией во владение Беате). Однако Беата Костелецкая, не без оснований подозревая коварный обман и некие планы на судьбу ее дочери, отказалась впустить их в замок. В итоге князья с боем захватили замок и все-таки «навестили» Гальшу, несмотря на враждебное нерасположение к этому визиту матери. Негостеприимная же Беата была попросту заключена своим деверем-князем под домашний арест. Под давлением своего дяди 14-летняя Гальша, разлученная с матерью, вынуждена была согласиться на брак. 6 сентября 1553 года в Остроге состоялось бракосочетание Гальши и Дмитрия Сангушка. Во время церемонии Гальша молчала, и обеты за нее произносил князь Острожский. Беата, несмотря на свое заточение, все-таки смогла известить короля Сигизмунда Августа о захвате как Острога, так и Гальши князьями. |
| Сестра Валентина. Они на этом не остановятся. Сестра Констанция. А потом? Что они могут сделать такого, чего не делали Нерон или Тиберий? Разве постыдная смерть, которой предали Христа,— не самое невероятное переодевание? Они переодели рабом властелина Творения и пригвоздили Его к кресту, как раба. Земля с преисподней вместе не могли бы пойти дальше такого чудовищного и кощунственного озорства. Бросать людей на съедение зверям или превращать их в горящие факелы — разве это не наводит на мысль о жутком фарсе? Конечно, нас страдание и смерть всегда потрясают, но что могут означать эти гнусные кривлянья в глазах айгелов? Без всякого сомнения, ангелы смеялись бы над ними, если б умели смеяться... Сестра Гертруда. Сестра Констанция так хорошо защищается... Сестра Валентина. О сестра Гертруда, вы всегда слушаете ее с разинутым ртом. Монахини смотрят на сестру Гертруду. Все смеются. Она действительно стоит с разинутым ртом, склонив голову к левому плечу и полузакрыв глаза, словно вся погрузилась в слух. Шум и смех длятся еще немного, потом постепенно стихают. Тишина. Издалека доносится звук колокола. Затем другой, поближе. Еще один. Монахини переглядываются. Сестра Матильда. Набат! Сестра Алиса. Пушка! Сестра Анна. Как пушка? Почему пушка? Это большой колокол с часовни Сен-Максим. Сестра Алиса. Невозможно, сестра Анна! Звук с другой стороны... Праздничные песни. Сестра Клара (не подумав). Похоже на праздник Тела Господня, как когда-то... Сестра Сен-Шарль. О, замолчите! Замолчите! Силы ее покидают. Слышатся нервные смешки. Теперь трубы заглушают все остальные звуки. Но после каждой их фразы наступает короткий промежуток тишины. В один из таких промежутков раздается колокольчик у ворот. Сестра Матильда. Звонят в колокольчик! Сестра Клара. Надо поскорее взглянуть на ворота из прачечной. Сестра Анна спешит туда. Осторожней, сестра Анна! Снимайте цепочку только в последнюю минуту. Стремительно входит капеллан. Монахини его окружают. Одна из них поодаль следит за главным входом. Шаги марширующей толпы. |
| Показателем развития богословия и «книжной учености» является участие Беата Лиебанского и Этерия, еп. Осмы, в полемике против адопциан, учение которых защищал Толедский еп. Элипанд . Вероятно, именно борьба с ересью стала поводом для 3 посольств, к-рыми обменялись Альфонсо II и Карл Великий. Др. поводом для посольств, как полагают исследователи, могла быть церковная реформа, проводившаяся во Франкском королевстве. К Карлу Великому апеллировали и сторонники, и противники адопцианства в Испанской марке, где по повелению франк. короля было созвано неск. Соборов для решения возникших споров. После осуждения адопцианства карательные меры против еретиков также осуществлялись франк. правителями (так, напр., Уржельский еп. Феликс был арестован и умер в заточении). Поддержанное Папским престолом и франк. богословами выступление Беата Лиебанского и Этерия Осмийского против адопцианства мосарабских епископов свидетельствует не только о вероучительных расхождениях между прелатами севера и юга И., но и о стремлении астурийского духовенства установить прочные связи с христ. Европой. Об образованности испан. клириков свидетельствует Толкование на Апокалипсис, в котором Беат Лиебанский использовал труды многих церковных писателей II-VII вв. Существует мнение, что Беат Лиебанский представил эсхатологическое осмысление борьбы против мусульман - Мухаммад отождествлялся с Антихристом, гос-во Андалус было воплощением Вавилонской блудницы и т. д. Роскошно иллюстрированные рукописи сочинения Беата Лиебанского получили широкое распространение на севере И. О богатстве рукописных собраний Астурии, Галисии и Леона, не уступавших каролингским б-кам, свидетельствует путешествие Евлогия Кордовского по мон-рям Сев.-Вост. И. с целью сбора книг для мосарабов Кордовы (сер. IX в.). В завещании Леонского еп. Сихилы (927) перечислены как труды христ. авторов (блж. Августина, прп. Иоанна Кассиана Римлянина, прп. Ефрема Сирина, свт. Иоанна Златоуста, св. Проспера Аквитанского, свт. Евхерия Лионского, свт. |
| Капеллан. Я оказался между толпой и патрулем. У меня не было другого выхода, как зайти сюда. Сестра Клара. Оставайтесь с нами, отец мой. Капеллан. Я только подвергну вас опасности. Мне надо уходить. Когда процессия остановится на площади перед муниципалитетом, улицы будут свободны. Сестра Констанция. Неужели нам всегда теперь остается только бежать или прятаться? Капеллан. Во времена таких великих смут, как нынешняя, опаснее всего быть не преступником, а невинным или заподозренным в невиновности. Невинный вскоре заплатит за всех! Сестра Екатерина. Ах, отец мой, бегите из этой страны! Капеллан. Я подожду изъявления воли Божией. Оставаясь там, куда Он меня поставил, я могу совершить глупость, но не грех. Сестра Клара. Что станет с Ее Преподобием? Капеллан. Не знаю. Боюсь, что она не сможет вернуться к нам. Трубы продолжают греметь, но слышно, что трубачи стоят на одном месте. Сестра Матильда. Кажется, на улице уже никого нет, но как будто другая процессия движется со стороны собора. Верно, сестра Анна? Сестра Анна. Да, старик садовник сейчас приходил за своим тряпьем. Он говорит, в городе полно пришлых, они сегодня расположатся на ночь на площадях. На всех перекрестках продают вино. Сестра Фелисите. Слышите? Слышите? Набат, который умолк было на минуту, звучит с новой силой. Теперь доносятся ружейные выстрелы. Сестра Валентина. Боже мой! Еще несколько минут назад мы были так спокойны и безмятежны... Сестра Марта. А ведь уже с утра в городе было очень шумно, сестра Валентина. Сестра Валентина. Не больше, чем обычно. Вот уже столько дней этот город как помешанный! И вчера они всю ночь плясали на берегу. Нам отсюда было слышно пиликанье скрипок. А потом вдруг выстрелы, как петарды на Иванов день. Сестра Марта. Верно, со временем уже ни на что не обращаешь внимания... Сестра Фелисите. Слышите? Вот они снова. Капеллан. Кажется, я упустил момент. Ну, все равно. Сестра Клара. Благословите нас перед уходом. Капеллан. Я хотел бы попрощаться с матерью Марией от Воплощения. Сестра Анна. После трапезы наша мать Мария от Воплощения удалилась в свою келью, как обычно. |
| Капеллан. Я оказался между толпой и патрулем. У меня не было другого выхода, как зайти сюда. Сестра Клара. Оставайтесь с нами, отец мой. Капеллан. Я только подвергну вас опасности. Мне надо уходить. Когда процессия остановится на площади перед муниципалитетом, улицы будут свободны. Сестра Констанция. Неужели нам всегда теперь остается только бежать или прятаться? Капеллан. Во времена таких великих смут, как нынешняя, опаснее всего быть не преступником, а невинным или заподозренным в невиновности. Невинный вскоре заплатит за всех! Сестра Екатерина. Ах, отец мой, бегите из этой страны! Капеллан. Я подожду изъявления воли Божией. Оставаясь там, куда Он меня поставил, я могу совершить глупость, но не грех. Сестра Клара. Что станет с Ее Преподобием? Капеллан. Не знаю. Боюсь, что она не сможет вернуться к нам. Трубы продолжают греметь, но слышно, что трубачи стоят на одном месте. Сестра Матильда. Кажется, на улице уже никого нет, но как будто другая процессия движется со стороны собора. Верно, сестра Анна? Сестра Анна. Да, старик садовник сейчас приходил за своим тряпьем. Он говорит, в городе полно пришлых, они сегодня расположатся на ночь на площадях. На всех перекрестках продают вино. Сестра Фелисите. Слышите? Слышите? Набат, который умолк было на минуту, звучит с новой силой. Теперь доносятся ружейные выстрелы. Сестра Валентина. Боже мой! Еще несколько минут назад мы были так спокойны и безмятежны... Сестра Марта. А ведь уже с утра в городе было очень шумно, сестра Валентина. Сестра Валентина. Не больше, чем обычно. Вот уже столько дней этот город как помешанный! И вчера они всю ночь плясали на берегу. Нам отсюда было слышно пиликанье скрипок. А потом вдруг выстрелы, как петарды на Иванов день. Сестра Марта. Верно, со временем уже ни на что не обращаешь внимания... Сестра Фелисите. Слышите? Вот они снова. Капеллан. Кажется, я упустил момент. Ну, все равно. Сестра Клара. Благословите нас перед уходом. Капеллан. Я хотел бы попрощаться с матерью Марией от Воплощения. Сестра Анна. После трапезы наша мать Мария от Воплощения удалилась в свою келью, как обычно. |
|
|
