| Если указывают в современном движении на случаи исцелений и других необычных, как бы чудесных, действий, то нам не принадлежит их оценка. По существу, нужно лишь сказать, что душа человека не настолько изучена, да и не поддается изучению ее методами изучения материальной природы. Не легко указать границу между обычными естественными способностями души и возможностями для нее действий выше обычных, а равно и возможностью подчинения ее темным силам, невидимым для наших глаз. Сказал Господь в Нагорной проповеди : «Многие скажут Мне в тот день: Господи, Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня делающие беззаконие». Глоссолалия Останавливаем внимание на «даре языков», составляющем предмет внимания ап. Павла в 14-й главе первого послания к Коринфянам. Были ли те явления γλσσαι – «дара языков» выражением благодатного дара «новых языков» дня Пятидесятницы? Нет. Здесь два разных явления. Речи апостолов в тот день понимали все; а этих, в собраниях коринфских христиан никто не понимал без истолкования другим лицом. Само существо физического произношения было разное. Здесь допускалось некое лепетание. Слово «глоссолалия» составлено из γλσσα и λαλω: «язык» и «говорю». Λαλω обычно употребляется в Евангелии в смысле «говорю», «говорил», «сказал». Но оно имеет и определенно другое значение : бормотать, лепетать 3 ). Вообще ясно, что эта форма славы Божией беспокоит апостола; однако, он опасается огорчить сих младенцев во Христе, поэтому ограничивается требованием, чтобы каждое такого рода выступление имело своего истолкователя. Ап. Павел ставит в пример себя: «я более всех вас говорю языками», пишет он. А им проповедывал и молился с ними, конечно, на греческом (эллинском) языке, на коем он и пишет, – хотя владел и римским, и арамейским – Палестины, и древнееврейским – Священного Писания, и, несомненно, народными наречиями тех стран на восток от Малой Азии, где он родился и которые посетил с проповедью о Христе сразу после собственного обращения ко Христу (Аравия, Сирия, Киликия). В данном же случае он увещевает: «Не будьте дети умом»; ... «если все станут говорить «языками» и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь?» О себе же он, конечно, говорит в обычном смысле владения разными языками. |
| Если указывают в современном движении на случаи исцелений и других необычных, как бы чудесных, действий, то нам не принадлежит их оценка. По существу, нужно лишь сказать, что душа человека не настолько изучена, да и не поддается изучению ея методами изучения материальной природы. Не легко указать границу между обычными естественными способностями души и возможностями для нея действий выше обычных, а равно и возможностью подчинения ея темным силам, невидимым для наших глаз. Сказал Господь в Нагорной проповеди : «Многие скажут Мне в тот день: Господи, Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем многия чудеса творили? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня делающие беззаконие». Глоссолалия. Останавливаем внимание на «даре языков», составляющем предмет внимания ап. Павла в 14-й главе перваго послания к Коринфянам. Были ли те явления γλ σσαι – «дара языков» выражением благодатнаго дара «новых языков» дня Пятидесятницы? Нет. Здесь два разных явления. Речи апостолов в тот день понимали все; а этих, в собраниях коринфских христиан никто не понимал без истолкования другим лицом. Само существо физическаго произношения было разное. Здесь допускалось некое лепетание. Слово «глоссолалия» составлено из γλσσα и λαλω: «язык» и «говорю». Λαλω обычно употребляется в Евангелии в смысле «говорю», «говорил», «сказал». Но оно имеет и определенно другое значение : бормотать, лепетать 1 . Вообще ясно, что эта форма славы Божией безпокоит апостола; однако, он опасается огорчить сих младенцев во Христе, поэтому ограничивается требованием, чтобы каждое такого рода выступление имело своего истолкователя. Ап. Павел ставит в пример себя: «я более всех вас говорю языками», пишет он. А им проповедывал и молился с ними, конечно, на греческом (эллинском) языке, на коем он и пишет, – хотя владел и римским, и арамейским – Палестины, и древнееврейским – Священнаго Писания, и, несомненно, народными наречиями тех стран на восток от Малой Азии, где он родился и которыя посетил с проповедью о Христе сразу после собственнаго обращения ко Христу (Аравия, Сирия, Киликия). В данном же случае он увещевает; «Не будьте дети умом»; ...«если все станут говорить «языками» и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь?» О себе же он, конечно, говорит в обычном смысле владения разными языками. |
| Здесь мы видим такое же возвышенное свидетельство, как и в приведенном тексте из Послания к Колоссянам. Апостолы видели и даже осязали Слово Жизни, ставшее плотью. И ныне они возвещают это Слово всему миру. Через проповедь слушатели вовлекаются не просто в общение с апостолами, они восходят к общению с Отцом и Его Божественным Сыном. Здесь вновь очень ясно подчеркивается, что проповедь не просто сообщает слушателю информацию о Христе, она становится чем-то гораздо большим. Это слово Жизни, это дверь в вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам. Еще один термин, который используется в Священном Писании для обозначения проповеднической деятельности – это глагол διαμαρτρομαι (свидетельствовать). В Книге Деяний мы несколько раз встречаем этот глагол именно в таком значении: Они же, засвидетельствовав (διαμαρτνρμενοι) и проповедав слово Господне, обратно пошли в Иерусалим и во многих селениях Самарийских проповедали Евангелие ( Деян.8:25 ). Он повелел нам проповедывать людям и свидетельствовать (διαμαρτρασθαι), что Он есть определенный от Бога Судия живых и мертвых ( Деян.10:42 ). А когда пришли из Македонии Сила и Тимофей, то Павел понуждаем был духом свидетельствовать (διαμαρτυρμενος) Иудеям, что Иисус есть Христос ( Деян.18:5 ). В этих цитатах отражено внутреннее содержание проповеди апостолов. Их проповедь всегда была свидетельством о том, что Иисус есть Христос. Именно на этом свидетельстве созидается Церковь . Всякий, вступающий в Церковь , исповедует Иисуса Сыном Божиим. Порой для обозначения проповеди используется также глагол λαλω (говорить). Этот глагол употребляется в Новом Завете очень часто для обозначения любых речей и бесед. Но в случае, когда кто-либо публично говорит о Христе, его речь становится проповедью. Например, в Послании к филиппийцам читаем: и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать (λαλεν) слово Божие ( Флп.1:14 ). 2.2.3. Керигма Еще один новозаветный термин, которым обозначается апостольская проповедь, – κρυγμα (керигма). Это существительное встречается в Новом Завете 9 раз. Кроме того, несколько десятков раз в Новом Завете употребляется глагол κηρσσω (проповедовать, возвещать), который является однокоренным с существительным κρυγμα. |
| В домашних собраниях совершение Евхаристии было соединено с вечерей любви (агапой, греч. – γπη), т. е. особой братской трапезой. Как полагают современные исследователи, в I – начале II в. агапа завершалась причащением Святых Таин. Потому в источниках этого периода слова агапа и евхаристия могут использоваться как синонимы. В то время молитвенные собрания христиан не имели строго установленной структуры и проводились в харизматическом духе. В Первом Послании к Коринфянам апостол Павел, говоря о евхаристических собраниях, упоминает и о беспорядках, случавшихся во время агап: всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается ( 1Кор.11:21 ). Из этого же Послания (гл. 12–14) видно, что в апостольский век в молитвенных собраниях практиковались разные виды речи, а именно: глоссолалия (дар языков; от греч. γλσσα – язык, λαλω – говорить), профития (пророчество, греч. προφητεα) и дидаскалия (учительство, греч. διδασκαλα). Относительно понимания сути глоссолалии, которая, видимо, была тогда широко распространена, среди современных исследователей нет единства. Высказываются разные интерпретации этого феномена. Во всяком случае, из рассказа апостола Павла о Коринфской общине можно сделать вывод, что глоссолалия была, безусловно, харизматической речью, непонятной для окружающих и требующей истолкования. Пророчество (профития) – это также особая речь, произносимая по внушению Святого Духа, однако она (в отличие от глоссолалии) была понятна окружающим: Кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение ( 1Кор.13:3 ). Что же касается дидаскалии, то это была обычная разумная речь, которая вполне соответствует современному понятию о проповеди 128 . Постепенно харизматические виды речи отходят на второй план и иссякают. В результате ко II в. дидаскалия становится практически единственной формой речи в христианских собраниях. Кроме того, в первой половине II в. евхаристия была отделена от агап. Все это способствовало выработке более строгого порядка богослужения и наложило отпечаток на проповедь. 4.2.2. Проповедь с горнего места |
| 10-11). Свт. Иоанн Златоуст видит в этих словах ап. Павла указание на виды церковного учительства и лиц, избираемых для спасительного благовестия. Первенство по высоте и полноте учительной власти в Церкви всегда принадлежало св. апостолам. Второе место после апостолов занимали представители пророческого служения, как, напр., прор. Агав (Деян 11. 27-28; 21. 10-11). Третье - благовестники: те, чья проповедь ограничивалась пределами определенной местности; к ним свт. Иоанн Златоуст относит Акилу и Прискиллу (Деян 18. 2, 18, 26; Рим 16. 3-4), ап. от семидесяти и его жену. Замыкали этот ряд пастыри и учители, к-рые не переходили с места на место, но занимались, как апостолы от семидесяти Тимофей (1 Кор 4. 17; 16. 10 и мн. др.) и Тит (Тит 1. 9 слл. и др.), с вверенной им паствой. При различии дарований все эти лица имели одно дело: руководили других к спасению и совершенству ( Ioan. Chrysost. In Eph. XI 2). На это великое дело избирались лица, наделенные особыми полномочиями посланников Божиих (ср.: Рим 10. 15). По мере устроения Церкви и богослужебных собраний постепенно образуется категория лиц, занимающихся только церковным учительством и обладающих соответствующими духовными дарованиями. Чрезвычайный дар учительства в первенствующей Церкви проявлялся в виде глоссолалии (от греч. γλσσα - язык, речь и λαλω - говорить), профитии (пророчества) и дидаскалии. О глоссолалии впервые упоминается в Деян 2. 4: «...и начали говорить на иных языках (ρξαντο λαλεν τραις γλσσαις), как Дух давал им провещевать». Здесь, по мнению мн. исследователей, в т. ч. Н. И. Барсова , надо видеть указание на внезапно дарованную апостолам способность говорить на различных языках, чтобы научить Божественной истине все народы ( Барсов. 1885. С. 79-80); в то же время другие считают, что «сказанное надо понимать скорее как выражение хвалы, нежели благовестия... Для передачи евангельского послания Петр переходил на обыкновенную речь» ( Gempf C. Деяния святых апостолов//НБК. Ч. 3. С. 238). Охваченный наитием Духа, глоссолал изливал восторженные чувства к Богу в речи, не всегда понятной окружающим. |
| Апостол Павел неоднократно напоминает, что всякий дар Божий даётся для назидания Церкви, а не для собственного пользования (см.: 1Кор.14:5 и др.). В противном случае возникает опасность гордыни и тщеславия, о чём предупреждает святитель Иоанн Златоуст , рассматривая 1Кор.14:28 . Этот авторитетный толкователь Священного Писания осуждает даже тех, кто обладает истинным даром говорения на иностранных языках, если он не идёт на пользу всей Церкви: «Если, говорит, ты не можешь молчать, если ты так честолюбив и тщеславен, то говори про себя. Таким дозволением он ещё более запрещает, потому что приводит в стыд» 54 . Церковная традиция и здесь не даёт оснований подразумевать под «ангельскими языками» экстатическую речь. Амвросиаст и блаженный Феодорит Кирский († ок. 457 г.) под «ангельскими языками» понимают мысленный, а не чувственный язык,– язык, на котором Ангелы воспевают Богу и который доступен для понимания человеку 55 . Другой толкователь, сириец Севериан Габальский († ок. 408 г.), под «ангельскими языками» понимает различия между человеческими языками, которые возникли после вавилонского столпотворения и которые поддерживаются поставленными над каждым народом Ангелами 56 . На наш взгляд, объяснение этих слов Послания следует искать, обратившись к греческому тексту. Буквальный перевод αν ταις γλσσας των νθρπων λαλω κα τν γγλων в 1Кор.13:1 будет выглядеть так: «если даже (αν – „если бы“, здесь используется сослагательное наклонение) 57 языками людей говорю и Ангелов». Другими словами, апостол говорит об «ангельских языках» не в утвердительном, а в вероятностном смысле, имея в виду фантастичность этого предположения. Здесь используется гипербола (преувеличение) – литературный приём, который усиливает значение высказанного утверждения. Именно с ним мы сталкиваемся в следующем стихе данной главы ( 1Кор.13:2 ), в котором говорится о возможном, но невероятном и нереальном для человека знании всех тайн и чуде переставления гор. Против экстатического понимания дара глоссолалии выступают и современные библеисты. По их мнению, правила использования «иных языков» в общественном служении (см.: 1Кор.14:27–28 ) показывают, что «говорящий не находился в экстазе и не „вышел из себя“» 58 . |
| 8969 Cf. 1QS 4.13–14; Gen. Rab. 6:6; most sinners in t. Sanh. 13:3, 4; Pesiq. Rab Kah. 10:4; Pesiq. Rab. 11:5; cf. 2Macc 12:43–45. 8970 Num. Rab. 18:20. Other texts are unclear, e.g., Sir 7:16 ; Sipre Num. 40.1.9; Sipre Deut. 311.3.1; 357.6.7; " Abot R. Nat. 16 A; 32, §69B; 37, §95B. Twelve months is a familiar duration (b. Sabb. 33b; Lam. Rab. 1:11–12, §40). 8971 Also Jude 7; Mart. Po1. 11.2. Although Luke does not reject future eschatology in his effort to contextualize for Greek readers (Acts 17:31–32; 23:6; 24:15), as do some Jewish sources (e.g.. Josephus Ant. 18.14, 18; War 2.163; Philo Sacrifices 5, 8), Matthew " s emphases retain more of their original Jewish flavor (cf. Milikowsky, «Gehenna»). 8975 A disciple would normally follow a teacher " s wisdom (e.g., Xenophon Anab. 3.1.5–7), but in view of his Christology, John would undoubtedly expect his informed audience to think of more than this (cf. comment on John 1:27 ). 8977 Because μνω predominates in 13:31–15(thirteen of its fourteen occurrences in the discourse), Boyle («Discourse,» 211) makes 15the pivotal verse, with 15:12–16treating exterior relations (p. 213). But love (concerning God and one another) unites 15:1–17, so the new section (focusing on hate and relations with the world) begins with 15:18. 8978 See Grayston, Epistles, 67. Lacomara, «Deuteronomy,» 77, finds in the καθς of 13and 15a parallel with Pentateuchal commands to imitate God " s ways. 8979 In the Gospels, λελληκα, the first-person perfect active indicative of λαλω, appears only in Jesus» speech in John (6:63; 8:40; 14:25; 15:3,11; 16:1,4,6,25,33; 18:20), underlining the significance of his words. 8980 Aristotle N.E. 8–9 (a fifth of the work) addresses friendship, relating it to the goal of a happy life (Engberg-Pedersen, Paul and Stoics, 74; cf. 77). On enjoying friendship, see Seneca Ep. Luci1. 63. 8981 E.g., b. Yoma 4b; Lev. Rab. 16(purportedly from Ben Azzai); Pesiq. Rab. 21:2/3; 51:4; Urbach, Sages, 1:390–92; Bonsirven, Judaism, 95; see especially the Tannaitic sources in Urbach, Sages, 1:390; most fully, Anderson, «Joy.» In Song Rab. 4:11, §1, public teaching of Torah should generate as much joy as wedding guests experience from beholding a bride (cf. lohn 3:29). |
| Еще в 1866 году, на пути к Афону, в сонном видении ему явился бес и сказал: «Хотя ты и будешь на Афоне, но я и там тебе не дам покоя». К сожалению, так и случилось. Этот весьма полезный обители афонский инок не чужд был стремления к проповеди и миссионерству. Это стремление и привело его к искушению. На монахов Богом ниспослана особая благодать. Конечно, мы являемся объектом особой защиты и покровительства Божией Матери. Но это безусловно так при одном непременном условии: если мы сохраняем нашу первоначальную ревность к монашеским подвигам и не даем погаснуть огню любви в наших сердцах. В противном случае мы теряем данную нам благодать и наше монашеское делание превращается в обычную, рутинную жизнь. Мы расслабляемся. Чтобы самооправдаться и создать впечатление деятельности, ввергаем себя в пучину надуманных суетных попечений, вместо благодати ищем человеческой славы. Именно в этом состоянии врагу рода человеческого легче всего ввести нас в заблуждение. Он исподволь внедряет в нас самомнение, что мы уже достаточно покаялись, что нам больше не нужно исповедание помыслов, что мы всегда готовы руководить и поучать других людей. В конце концов мы верим таким помыслам и ставим себя даже выше своего духовника. Наша исповедь из наивного детского лепета перед духовным отцом превращается в «серьезные рассуждения зрелого мужа» или вообще в молчание. После этого мы полностью оказываемся во власти нашего врага, пока вновь по милости Божией не осознаем своей ошибки и вновь не приступаем к покаянию. Увлеченный обещаниями почестей и архимандритского сана со стороны вольного казака Н. И. Ашинова, который в то время проживал в Константинополе, отец Паисий на склоне лет своих забыл о своих прежних намерениях до конца своей жизни оплакивать свои грехи в монастыре и оставил Константинополь и русский Афонский монастырь. После рукоположения в сан архимандрита в санкт-петербургской Александро-Невской Лавре он рискнул связать свою судьбу с судьбой вышеупомянутого авантюриста и поехал вместе с ним в Абиссинию устраивать там миссию, став там ее настоятелем. Все это завершилось полным провалом. Абиссиния тогда находилась под протекторатом французов, а им очень не понравилась активность русских казаков и миссионеров. Они разгромили миссию, а отцу Паисию с сотрудниками пришлось вернуться обратно в Россию 152 . |
| Сына Давидова, и выражая Ему свой восторг по своему – радостными криками и маханием пальмовых ветвей; все это – живые лица, заставляющие читателя забыть себя, думать ихние думы, мечтать их мечтами, надеяться, любить, негодовать, вообще чувствовать и жить по ихнему. Притом научное изучение восточных языков, непосредственное знание страны, живое знакомство с теперешними обитателями библейских местностей, наконец, истинно художественное понимание и только инстинкту артиста доступное прозренье народного гения семитов вручают Ренану ключ ко многим тайнам жизни уже около восемнадцати веков умершего говора обитателей Евангельской Палестины. Из-за дали веков, мест и народностей к нам несется еще живой отзвук и слышится отчетливое эхо этого наивного лепета со всею обаятельностью его сердечной простоты, задушевной искренности, краткости и образности. Ренан владеет искусством ставить речи Евангельских лиц в родную связь с географическою и историческою их обстановкой. Вам слышатся в них голоса палестинской природы, испуг рыбака, застигнутого неопасным волнением маленького озера, дыхание весеннего легкого ветерка или шум ночной зимней бури; – вы созерцаете в них всю роскошь и очарование весны в живописных долинах, убранных роскошным ковром пышной зелени и ярких цветов; – вы воочию наблюдаете семейную и общественную жизнь палестинца, слышите глухой ропот забитого и кроткого народа при собирании податей мытарями, резкое неудовольствие суровых подвижников школы Предтечи и фарисеев на наивную и святую радость общества Христова, сдержанную обиду на отца со стороны благовоспитанного сына за слишком радушный и шумный прием распутного брата; автор служит для вас как бы живым путеводителем по Палестине трехлетнего служения Христа человечеству, показывает вам палаты богача, задающего пир на весь мир, и темную хижинку бедной женщины, усердно отыскивающей со свечою потерянную драхму, – заставляет вас веселиться на свадебном пиру среди радостных гостей или же сопутствовать торжественному ночному шествию невесты в чертоги жениха. |
| Когда–то, три десятка лет тому назад, я пробовал даже для заострения своей мысли в порядке полуигрового эксперимента самое слово «литература» резервировать за соответствующим феноменом античной культуры и говорить о ближневосточной «словесности». Я не хочу быть ложно понятым: от меня далеко наивное представление давних, безвозвратно прошедших времен историко–культурной рефлексии, будто человеческое слово в какой–либо сфере, начиная хоть с фольклора, хоть с детского лепета, может быть абсолютно «безвкусным» в смысле некоей руссоистски понятой невинности по отношению к достаточно сложным парадигмам культуры. В этом смысле человеческое слово всегда, если угодно, «риторично», тем более в таких ответственных текстах, как тексты Нового Завета; сегодня этого не станет отрицать ни один разумный человек. Но это отнюдь не «риторичность» в ином, терминологическом смысле. Евангелие от Марка открывается словами: «Начало благовестия Иисуса Христа [Сына Божия]. Как написано у пророка Исайи…» Это зачин достаточно обдуманный, в нем есть семиотическая стратегия; но между таким зачином и нормальным риторическим вступлением — дистанция огромного размера (а в Евангелии от Луки, где посвятительное обращение к адресату построено по школьным риторическим правилам, стилистическая дистанция отделяет это посвящение, уместившееся в одну развернутую фразу, от всего остального текста). 250 Для этой доминирующей роли мотива длящегося чудотворства важно местоположение большинства приведенных выше текстов в композиции соответствующих Евангелий. Читателю сначала рассказывается о деятельности вообше, а уже затем следуют отдельные эпизоды. 251 Ни в иудейской раввинской традиции, ни в традиции христианской агиографии никоим образом нет чего–либо вроде обязательной прямой пропорции между масштабом почитания топ или иной фигуры и репутацией постояшгого чудотворчества. Мало того, такая репутация редко совмещается со статусом учителя веры, богослова, скажем, о рабби Они (·; " ) «Прочерчпвателе кругов», о его внуках Хапнпе и Хилкии талмудические тексты (Та " ан. |
|
|
